За ценой не постоим

Младший сержант вздрогнул и посмотрел вверх — лицо у него было испуганное. Петров вздохнул — поведение наводчика в прошедшем бою, мягко говоря, беспокоило комвзвода. Женька двигался медленно, словно во сне, командиру дважды приходилось повторять команды. Что с этим делать — старший лейтенант не знал. Петров не мог понять — трусит Протасов или просто пришиблен своим первым боем, такое случается. Будь у комвзвода время, он бы поговорил с парнем по душам. Хотя, если честно, старший лейтенант не знал, что тут сказать. Если бы Протасов сорвался, как Даншичев тогда, можно было попробовать «вылечить» его по методу покойного Белякова. Но Женька просто сидел, глядя в одну точку, отвечал с опозданием и невпопад — хоть бей, хоть говори, не поймет скорее всего. Да и нет времени на всю эту педагогику. Через несколько минут им, скорее всего, снова идти в бой, думать следовало об этом. Петров решил, что в крайнем случае обойдется сам, а если выйдет из строя рация, посадит на место Протасова радиста.

— Женя, дай сюда флажки, — сказал комвзвода.

Лицо наводчика оживилось, он кивнул, вынул из чехла флажки и подал их командиру, затем, спохватившись, ни к селу ни к городу добавил:

— Есть!

— Страшно? — спросил Петров.

Протасов посмотрел в лицо командиру, словно не понимая, какого ответа от него ждут, затем, видимо, решился и тихо ответил:

— Да.

Но Петров уже не слышал наводчика. Из люка КВ, стоявшего в ста метрах, на окраине Марьино, высунулся комбат и поднял над головой руку с ракетницей.

— Командир, Гусев говорит — сейчас начинаем! — крикнул снизу Безуглый.

Словно в ответ, над Скирманово встали столбы разрывов, и через несколько секунд донесся запоздалый грохот залпа. Рука Гусева дернулась, и над деревней взлетела красная ракета. «Тридцатьчетверки» Лавриненко, ломая обгоревшие бревна, рванулись вперед, за ними, надсадно ревя, поползли КВ. Мотострелки, во время немецкого обстрела отошедшие из Марьино, вернулись и собрались за танками. Немцы немедленно начали кидать мины, в которых, кажется, недостатка не испытывали. Оставаться наверху стало опасно, и Петров сполз в башню, закрыв люк, теперь вся надежда была на радио.

— Комбат пошел! — проорал Безуглый. — Нам приказано быть на месте!

Старший лейтенант не выдержал и приоткрыл люк. Мимо машины пробежали, неуклюжие в огромных валенках, мотострелки, к счастью, и Луппов, и Лехман остались на месте. Увидев, что первым опять пошел Лавриненко, лейтенанты поняли: порядок атаки остается прежним. Немцы перенесли огонь на поле, по которому наступали пехота и танки. Петров снова сел на башню и навел бинокль на Скирманово, готовясь засекать огневые точки.

* * *

Танки Лавриненко подошли к Скирманово на триста метров, когда КВ Заскалько встал, подожженный сразу двумя снарядами. Лейтенант на минуту потерял сознание. Придя в себя, он вытер пот со лба и недоуменно уставился на ладонь, покрытую чем-то черным и липким. Танк наполнялся едким дымом, ТПУ не работало, снизу что-то слабо крикнул радист. Приказав наводчику открыть люк, командир сполз вниз. Перегородка, отделяющая моторное отделение, накалилась, из-за нее пробивалось пламя, танк было уже не спасти. Кто-то несильно потянул лейтенанта за рукав ватника, обернувшись, он увидел перед собой страшное, с вытекшим глазом, лицо Кожина.

— Макаров убит, — хрипло сказал радист.

Сверху буквально свалился, шипя от боли, наводчик.

— Хана, командир. — Семенчук откинулся к борту, глотая воздух пополам с дымом. — Люк заклинило. Щас до снарядов дойдет — и все.

— Отста… Отставить… — Голова командира была необычно легкой, перед глазами все плавало. — Пойдем через люк водителя.

К счастью, круглый люк на крыше корпуса, слева от места мехвода, оказался исправен. Осторожно опустив на днище мертвого механика, лейтенант сдвинул защелку и попытался поднять крышку. Люк сдвинулся на пятнадцать сантиметров и встал.

— Командир, — хрипло заревел наводчик. — Чего ты там телишься, сгорим же к е…й матери!

Он зашелся хриплым кашлем. Заскалько сполз вниз и вытер кровь, заливающую глаза.

— Башня влево развернута, — еле слышно сказал он. — Крышку не поднять. Точно хана.