— Так это… Это ж не рана, товарищ капитан, так, задело, кожу только порвало. — Ленька, похоже, испугался сильнее, чем в бою.
— Сколько вам лет?
— В-восемнадцать, — запнувшись, ответил боец, не зная, как отвечать на такое внимание.
— Молодец, — он повернулся к Трифонову. — Товарищ политрук, запишите его фамилию…
— Чуприн, — сказал Николай.
— Хорошо. Воюйте так же, товарищ Чуприн. — Ковалев развернулся и вылез в ход сообщения.
Трифонов кивнул старшине и последовал за комбатом. Старшина повернулся к Чуприну и усмехнулся:
— Ну что, Ленька, дня не провоевал, а уже в герои выбился.
— Да я… — начал было молодой красноармеец.
В окоп соскочил боец в ватнике, Медведев не сразу, но узнал в нем одного из связных, что находились на КП роты.
— Товарищ старшина, разрешите обратиться?
Боец дышал тяжело, видно, бежал всю дорогу, и у взводного екнуло сердце.
— В чем дело? — хрипло спросил старшина.
— Приказ командира роты — второй взвод выводят в резерв. Вас сменяет третий взвод.
Старшина привалился спиной к стенке окопа. Взвод выводят в резерв — значит, следующую атаку отражать не им. Вместо этого второй взвод, сколько его ни осталось, будет под рукой у Волкова и пойдет туда, где тяжелее.
— Ну и где они тогда? — вяло спросил он.
— По опушке оборону занимают, — ответил боец. — А вам приказано на их место.
Медведев осмотрел окоп, который они с Зинченко сделали из обычной стрелковой ячейки, и вздохнул — весь труд шел коту под хвост. С другой стороны, он прослужил достаточно и привык к подобному. Ты можешь убить два дня на то, чтобы оборудовать позиции, построить землянки, вырыть ходы сообщения, а потом бросить все и быстрым маршем идти туда, куда сочтет нужным командование. Старшина привык относиться к этому философски и не делал разницы между окопом, в котором ему сидеть месяц, и тем, который завтра прикажут оставить.
— Зинченко! — крикнул взводный. — Иди сюда, хорошим поделюсь.
Трифонов довел Ковалева до КП роты и проследил, как тот, не без труда, садится в седло и уезжает, сперва шагом, потом поднимает коня в рысь.
— Крепкий у нас комбат, — задумчиво сказал Волков.
— Угу, — ответил политрук.
Мимо пробрел второй взвод — тринадцать бойцов при одном ДП, станковый пулемет и противотанковое ружье остались на позиции. Шедший замыкающим Медведев подошел к окопу комроты и присел на корточки.
— Товарищ политрук… Коля, тут такое дело, — он запнулся.
— Ну? — поторопил его Волков. — Чего «Коля»?
— С Катей неладно, — сказал старшина.
Трифонова словно обухом в лоб ударило. Ему не приходило в голову, что с Пашиной может что-то случиться, если уж на то пошло, за все это время он даже не вспомнил о ней. Катерина была санинструктор, почти врач, ну что может произойти с доктором, она же не на танки с гранатой бегает! Сейчас Николай как-то сразу вспомнил, что санитарный пункт располагался как раз за позициями второго взвода, на опушке рощи, изрубленной немецкими снарядами.
— Да жива она, даже не ранена, — успокоил Медведев. — Ее на санпункте завалило, но выкопалась, девка-то крепкая, и других выкопала. Просто теперь сидит, как в воду опущенная.
— Как Богушева тогда, что ли?
— Да нет, — помотал головой Медведев. — Просто… Напугана она. Сразу такое — это ведь тяжело. Своих я поднял, работать заставил, а ее? Сидит в окопе и молчит.
— Вот не было печали, — в сердцах сказал Волков. — И что мне теперь с ней делать?
— Я схожу, — сказал неожиданно Трифонов, — попробую привести в чувство.
— Ну, это твоя обязанность, — пожал плечами лейтенант.
Проводив взглядом политрука, комроты хмыкнул:
— Иди-иди, няня, — он повернулся к Медведеву: — Денис, займете окопы — можешь дать людям поспать. Там у нас сухо.
— Есть, — ответил, поднимаясь, старшина.
Волков отвернулся и в который раз поднес к глазам бинокль. Серая полоска леса за полем казалась мертвой, ему оставалось только ждать. Им всем оставалось только ждать.
Тяжелых раненых уже эвакуировали на батальонный пункт, легкие ушли сами. Пашина сидела в окопе нового санпункта, подняв ворот измазанной грязью шинели так, что из-под шапки были видны только глаза. Ее сумка с оторванным клапаном лежала рядом, похоже, девушка просто уронила ее на землю да так и не подняла. Николай поежился — все выглядело гораздо серьезнее, чем он думал.
— Кать, Ка-а-ать, — осторожно позвал Трифонов.
Пашина подняла голову и посмотрела в лицо политруку, взгляд у нее был усталый и какой-то потухший. Прежняя Пашина смотрела не так, да что там, прежняя Пашина не стала бы сидеть на голой земле в грязной шинели. Прежняя Пашина начала бы с того, что притащила из леса веток на дно, со скандалом конфисковала бы у связистов брезент, и уж во всяком случае тетрадь учета раненых не валялась бы у нее рядом с сумкой.
— Товарищ политрук?
И голос у сержанта стал какой-то вялый, севший, а ведь еще два дня назад Берестов, с непривычной для него доброй улыбкой сказал, что Катерине нужно было идти в оперу, а не по медицинской части. Трифонов соскочил в окоп и опустился на колено рядом с девушкой. Он не знал, что сказать, потому начал с самого простого: