За ценой не постоим

— А огоньку дайте? Пожалуйста…

Петров, которого все это начало забавлять, вытащил коробок спичек и зажег одну, прикрывая ладонями. Щелкин, видно, подражая своим бойцам, наклонился к огню, с папиросой в зубах, и с силой втянул воздух…

— И что еще ты не пробовал, родной? — спросил танкист, забирая у кашляющего юноши самокрутку. — Придется вместо тебя смолить.

Он смотрел на пустое шоссе, убегающее через поле за холмы, из-за дальнего леса поднимались столбы дыма — похоже, штурмовики, прошедшие рано утром над его танками, что-то подожгли.

— Ффу-у-у, и что за удовольствие, — отдышался Щелкин. — Товарищ старший лейтенант, ну, может, я двоих отправлю — они его донесут…

— Куда донесут? — еле сдерживая раздражение, повернулся к пехотинцу Петров. — Вы и без того сутки тут плутали. Мне им что, сказать: «Штаб бригады — там»? А нарвутся на немцев? Все, это приказ.

Щелкин готов был возразить, но последние слова старшего лейтенанта привели его в чувство. Он поглядел на дорогу, на укрытые среди деревьев «тридцатьчетверки», на своих бойцов, которых уже растолкали пулеметчики. Наверное, он прикидывал, на сколько смогут задержать наступающих немцев три танка и одиннадцать красноармейцев.

— Есть, — ответил он наконец.

— Пойдем, — приказал комвзвода.

Оба командира подошли к машине Петрова, и старший лейтенант негромко позвал:

— Вася… Осокин!

Люк механика, прикрытый по краям брезентом, поднялся, и из темноты выглянуло серьезное лицо мехвода.

— Есть!

— Вася, дай мой ватник.

Если водитель и удивился такой просьбе, виду он не подал. Осокин скрылся в танке, и через некоторое время из люка высунулась ватная куртка — перемазанная грязью и маслом. Петров расстегнул ремень, снял портупею и скинул полушубок:

— На, держи.

Щелкин неуверенно принял новенький полушубок.

— Осокин, брезент!

Водитель вздохнул и снова начал копаться в танке, послышался возмущенный возглас Безуглого, и механик подал командиру третий кусок брезента, который он раздобыл неведомо где вдобавок к двум штатным.

— И это, — старший лейтенант бросил брезент на руки Щелкину, — укутайте его, укройте, ночью положите к костру, но пока обстановка не прояснится, эвакуировать его не сможем.

— Есть.

Старший лейтенант быстро надел ватник. Тяжелая куртка, остывшая в танке, холодила тело через гимнастерку, но если натянуть поверх нее шинель — будет почти тепло. Нельзя сказать, чтобы в последние два дня сильно морозило, но если сидеть неподвижно в башне, тепло уходит. Петров подумал, каково пехоте в окопах, и вздрогнул.

— Слушай, младший лейтенант, а ты сам откуда будешь? — спросил комвзвода, застегивая пуговицы.

— Из Алма-Аты, — ответил через плечо Щелкин. — А вы?

— Давай на «ты», — сказал Петров, натягивая рукавицы. — Меня Иваном зовут. Потому что из Иваново.

— А я — Виталий, — кивнул командир пехотинцев и зашагал к своим окопам.

Петров залез в танк. В машине было холодно, но хотя бы не дуло.

— Полушубок раненому отдал? — спросил снизу радист.

— Да, — коротко ответил старший лейтенант.

— Я так и думал. Шинель на ватник надень — теплее будет.

— Вот без тебя бы не догадался.

Минут тридцать сидели молча, потом Безуглый, которому, похоже, тишина стала невмоготу, сказал:

— Как под Орлом прямо.

Это ожидание и впрямь было похоже на то, трехнедельной давности, — шоссе, засада, томительно тянущиеся часы. Но теперь на позиции были только три «тридцатьчетверки», а всей пехоты — десять человек.

— Да… Почти.

Безуглый понял, что командир к разговору не расположен, и умолк. Петров медленно поворачивал перископ, осматривая поле и шоссе. На дальнем гребне показалась черная точка, и старший лейтенант почувствовал, что по спине ползет знакомый холодок. Точка скатилась вниз, за ней показалась вторая.

— Приготовиться, — скомандовал он.

— Что там? — спокойно спросил Осокин.

— Мотоциклисты, — ответил командир, — разведка. Протасов, осколочный.

Наводчик открыл тяжелый затвор и зарядил орудие, затем с усилием потянул его вверх. Затвор с лязгом стал на место.

— Безуглый, вызови комбата, — приказал старший лейтенант.

Всего он насчитал четыре мотоцикла — в общем-то ерунда, хуже было то, что сразу за ними показались два маленьких приземистых броневичка. На броневичках могло быть радио, а значит, бить их следовало первым снарядом, иначе могут сообщить, откуда стреляют. Во взводе рация стояла только на танке Петрова, остальным придется действовать на свое усмотрение в соответствии с отданными перед боем приказами. Приказы были очень простыми: первым открывает огонь командирская «тридцатьчетверка», Луппов бьет по замыкающим, Лехман по середине. Оставалось решить главный вопрос: стоит ли раскрывать засаду ради того, чтобы уничтожить четыре мотоцикла и два бронеавтомобиля.

— Безуглый, связь есть? — спросил командир.

— Связь есть, но она не работает, — невозмутимо ответил радист.

— Ты что, охренел? — рявкнул старший лейтенант.

— Далеко, я же говорил, — объяснил сержант. — Не могу вызвать. Тогда получилось, а сейчас — может, они машину передвинули.

Петров понял, что решение придется принимать ему.

— Ладно, — пробормотал комвзвода.