За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали

Часов в десять утра в деревянном сарайчике собралась группа людей, совсем не похожих на тех, кто был здесь три часа назад. Первым появился Сёмичкин, начальник производства. Потом пришел мистер Гаррис, американский консультант-специалист, со своим переводчиком, а вслед за ним — Тищенко, грузный, угрюмый специалист-заключенный[21]. Они пришли в сарайчик друг за другом, расстегнули свои пальто, погрели руки и затем приступили к обсуждению чертежей и планов. Мистер Гаррис достал пачку туго набитых сигарет «Кузбасс», продававшихся в специальном магазине для иностранцев. Он протянул ее и, улыбаясь, предложил всем закурить. Никто не отказался. Только что вошедший Коля присоединился ко всем остальным и тоже взял одну сигарету.

— Ну, — сказал мистер Гаррис через своего немногословного переводчика, — и когда вы думаете закончить клепальные работы в верхней части домны № 3? Мне сообщили о новых сроках завершения работ. Вся верхняя часть должна быть закончена к двадцать пятому числу. Остается десять дней.

Главный инженер Тищенко пожал плечами. Осужденный за саботаж по делу Рамзина в 1929 году, он сначала был приговорен к расстрелу, потом приговор заменили на более мягкий, и теперь он отбывал десятилетний срок наказания в Магнитогорске. Тищенко ответил не сразу. Он вообще был скуп на слова. До революции он работал ответственным инженером в одной бельгийской компании на Украине. Тогда у него был собственный дом, он играл в теннис с британским консулом, отправил сына в Париж учиться музыке. Теперь это был старый, совершенно седой человек. С 1917 года он слышал много разговоров, и решил для себя, что большинство из них пусты и бесполезны. Он выполнял свою работу методично, но без энтузиазма. Он хотел думать, что помогает строить сильную Россию, где когда-нибудь жизнь будет лучше, чем у его сына в Париже или у его сестры в Лондоне. Хотя сейчас это, конечно, было еще не так.

Мистер Гаррис взглянул на Тищенко. Он понимал положение и точку зрения этого старого человека и уважал его молчание. Однако он был инженером-консультантом, которому платили кругленькую сумму в американских долларах, снабжали его икрой в стране, где не хватало хлеба и совсем не было сахара, для того, чтобы он продвигал строительство Магнитки. Он настойчиво добивался ответа на свой вопрос. И наконец, Тищенко медленно произнес:

— Прошлой ночью замерз и умер один клепальщик. Холод и плохое питание. Сегодня утром четверо из тех девушек, которые должны нагревать заклепки, не вышли на работу. Две из них беременны, а наверху, я думаю, холодно. Плохо работает компрессор.

Он замолчал, понимая, что все это не имеет никакого отношения к обсуждаемому вопросу. Если он скажет, что работа будет закончена к двадцать пятому, то он будет лжецом и лицемером, и мистеру Гаррису это тоже будет понятно. Если же он скажет, что на это потребуется больше времени и в этот срок не уложиться, то тем самым он саботирует решение наркома тяжелой промышленности. Он уже отбывает срок наказания за саботаж. Тищенко посмотрел на пыльное окно.

— На это потребуется по меньшей мере месяц, — произнес он.

— У меня приблизительно такое же мнение, — сказал мистер Гаррис, — но кое-что придется сделать, и притом немедленно, иначе понадобится еще больше времени.

Они достали свои карандаши, чертежи, планы и начали спокойно и серьезно обсуждать, какие меры необходимо предпринять, чтобы обеспечить окончание работ наверху домны № 3 за время, в три раза превышающее отпущенное.

Сёмичкин наблюдал. Его отношение к разговору было двойственным. Этим «буржуям» непонятно, что такое большевистские темпы. Они не понимают рабочий класс. Однако они разбираются в доменных печах — и намного лучше, чем он сам. У них за плечами многолетний опыт строительства сталелитейных предприятий в нескольких странах, в то время как он, Сёмичкин, всего лишь год назад закончил высшую школу, пройдя довольно поверхностный курс обучения инженерному делу. Когда дело касалось таких вопросов, как сооружение фурмы или расположение водяных рубашек — кессонов, то эти два человека наизусть знали, как была построена любая большая доменная печь в мире. Он же, Сёмичкин, смутно представлял себе, где находится Берлин, и знал, что Париж находится еще дальше.

Дверь отворилась, и вошел Шевченко. Это был один из самых больших активистов среди технического персонала. Его подчиненные называли его инженером, но на самом деле он закончил только Институт красных директоров, вступил в партию в 1923 году, был профсоюзным Деятелем, партийным работником и директором большой стройки в Донбассе. У него были довольно ограниченные познания в технике, и по-русски он писал с ошибками. Сейчас это был заместитель директора строительства, возглавлявший работу одного из участков. За выполнение планов по строительству он отвечал перед Директором и партийным руководством.