За Уральским Камнем

Тогда Еремей, сняв уздечку, пустил лошадь вольно в степь. Кобыла догадалась, чего хочет от нее хозяин, и, более того, сама захотела заполучить столь бравого жеребца. Призывно трубя, издавая возбуждающие запахи, она, казалось, сознательно приманивала его к ловчим. А те, старательно скрываясь, ползли, окружая животных с трех сторон.

Жеребец, поддавшись инстинктам, потеряв всякую осторожность, приближался. Он гнул шею дугой, играл мышцами, стараясь понравиться столь неожиданно появившейся подруге. А хитрая кобыла, отвечая на его внимание, осторожно подводила жеребца под арканы людей.

Первым бросил аркан десятник, за ним — Ерема, последним — Тимофей. Все три аркана, один за другим захлестнули шею жеребца. Скаля зубы, вставая на дыбы, лягаясь, он отчаянно бился с ловчими. Но те крепко держали жеребца с трех сторон, вскоре измученное животное, мокрое от пота и пены, стреножили и привязали к саням. Кобыла приблизилась к нему, всячески стараясь успокоить приятеля.

Десятник Михаил Каданец ликовал. Теперь оставалось только наказать калмыков, а те, он не сомневался, были где-то рядом. Посадив десять казаков на коней, десятник наметом повел их по следу обоза. Тимофей, возбужденный удачей, не захотел остаться и тоже присоединился к ним, чем сильно встревожил Турай-ад-Дина.

Оставшиеся в обозе казаки спешно готовились к встрече ордынцев. Конные должны были ввязаться малым числом с ними в бой, а затем якобы в панике бежать, подводя под огонь ружей и пищалей обоза.

Вскоре все имеющиеся средства огненного боя были заряжены, фитили зажжены. Турай-ад-Дин тоже не остался в стороне, достав свою аркебузу времен Тимура Великого. Она, конечно, удивила казаков своим великолепием, дорогими каменьями и золотой отделкой, но вот в способности стрелять многие из них сомневались. Между тем имам зарядил ее, вогнал в ствол свинцовую пулю и устроился на облучке саней. В долгополой дохе, в чалме, с аркебузой и подзорной трубой, он выглядел несколько комично, но никто над ним не смеялся, по достоинству оценив мужество имама. Да и относились к нему, как к душевно больному, а юродивые всегда на Руси вызывали почтение и суеверный страх. Более того, его присутствие виделось казакам как знак Божий, исключающий всякое сомнение в победе.

Тимофей присоединился к казакам неожиданно и для себя, и для десятника. Имея лишь легкую кольчугу под полушубком да саблю, он выглядел среди казаков как агнец Божий. Те — в латах, шлемах, с пиками и короткоствольными пищалями, шли мощным тараном, но изменить что-либо было уже поздно. Сшиблись с ордой, сделали залп и развернулись. В этот момент стрела угодила в ногу коня Тимофея. Сделав еще несколько прыжков, он завалился наземь. Десятник Каданец держал Тимофея в поле зрения и вовремя увидел беду.

В обозе все были в напряжении. Минуты казались вечностью, но дождались. Сначала появилась снежная пыль, поднятая копытами коней, а затем и всадники. Калмыки шли по пятам, непрерывно пуская стрелы. Но облако снега спасительно прикрывало казаков.

Бедный Турай-ад-Дин! Он чуть не выдавил себе глаз подзорной трубой, тщетно стараясь разглядеть Тимофея. Лишь когда казаки приблизились, он, к своей радости, увидел воспитанника. Тот, схватившись за седло десятника, бежал, а, вернее, совершал удивительные прыжки.

Казаки, кто через проходы между санями, кто прямо верхом перепрыгивал через них, влетели за укрытие. Орда, не в силах остановить разгоряченных коней, попала под шквальный залп обороняющихся. Десятки всадников, срезанных смертоносным огнем, пали вблизи обоза, остальные обратились в бегство.

Тимофей сидел на снегу, пытаясь отдышаться и прийти в себя.

— Ну ты, паря, и резвый! — произнес, смеясь, подошедший десятник. — Чуть моего коня не обогнал. А вообще молодец, славный бы казак вышел.

— А знаешь, Тимофей, — загадочно добавил Михаил Каданец, — если бы не ты, не видать нам такой славной победы. Увлеклись калмыки, были уверены, что ты не выдержишь и упадешь!

Улеглись страсти, и обоз пошел далее. Пусть калмыки соберут погибших и еще раз убедятся в русской силе. Теперь бояться некого. Даже черный жеребец поостыл, почувствовал нутром, чертяка, к кому попал, шел спокойно в обозе, безропотно принимая ласки нечаянной подруги.

К счастью, потерь не было, а вот один раненый оказался. Турай-ад-Дин все-таки пальнул из аркебузы, ту и разорвало! Бороду опалило имаму изрядно, и руке слегка досталось. Всю дорогу до Томска Турай-ад-Дин выяснял у десятника, сколько же ему полагается от государя русского награды и будет ли отписано про его радение и геройство. Но из объяснений Михаила Каданца он в конце концов уяснил, что для получения награды от государя Российского имам должен принять православие и записаться в служилое казачество, то есть стать человеком государевым, что несколько расходилось с его планами.

6

Конец апреля 1629 года. Город Томск.