— Ты что, забыла свою легенду? — спросил он. — Идея Скипа была слишком дикой, чтобы довести ее до сведения общественности, но поскольку он — доброволец и ему необходимо обучение, мы на своем уровне решили не трудиться извещать Вашингтон, мы могли также все перепутать. Вы приехали сюда совершенно случайно, чтобы посмотреть. Никто не был так изумлен, как мы, когда это все случилось.
Лицо Ивон казалось растерянным и несчастным в шлеме.
— Я не слишком хорошо умею обманывать, — сказала она. — Я ненавижу ложь.
— Я — дока в этом деле, — уверил ее Скип, — и когда я нахожусь вдали от своих друзей, я получаю удовольствие, практикуясь в этом искусстве. Пойдем?
Вань Ли прибыл, не прошло и десяти часов.
Скип и Ивон потеряли связь с остальным миром, и совершенно забыли о нем. Там, в этой камере с изогнутыми стенами, которые контрастировали с куполом, где волшебные формы и листья, и цветы наполняли воздух, они начинали узнавать того, кто путешествовал среди звезд.
— Что означают эти решетки и все эти растения, — выдохнул Скип. — Могу поспорить на свой указательный палец. Это не оборудование, не восстановление кислорода, корабль должен иметь более эффективные системы. Это наслаждение. Возрождение духа.
Ивон наблюдала за огромной, скользкой, шершавой массой впереди. Вот уже каждый видимый участок тела проходил через необычный портал. Сигманианец парил, поглощенный фотографией «Пяти сестер» Йорка Минстера.
— Знаешь, — сказала она тихо, — он не такой уж и отвратительный. Конечно, судя по нашим стандартам, особенно если смотреть на него под правильным углом.
— Черт, я не мог бы этого сказать года три назад, — ответил Скип.
В его мозгу поплыли воспоминания того, что он сказал ей в их первый день наедине на морском судне: «Поскольку у большинства людей не хватает вкуса понять, что Сигманианец не омерзителен, я предполагаю что подсознательно они считают само собой разумеющимся, что он — обыватель. Определенно многие из размышлявших понимали, что он должен бы интересоваться нашим искусством точно так же, как и мы были бы заинтересованы в искусстве сигманиан — но не изнутри, а как другое явление, которое можно наблюдать и написать об этом научный труд. То искусство, которое они ему показали в самом начале, было такой несущественной частью всех этих диаграмм и тому подобного, и так чертовски плохо и несистематически подобрано, что этот парень даже и не мог понять, что это было. И в любом случае, прежде всего обращали внимание на возможность общения с помощью слов. Все считали, что когда взаимопонимание будет достигнуто, все остальное можно будет обсудить на досуге. Они забыли, что слова ни в коей мере не могут быть единственным языком. Им даже и в голову не приходило, что Сигманианец совершил свое замечательное путешествие не с какой иной целью, как получить просто художественное вдохновение — потому что планеты сами по себе так сильно вызывают его, что он не поскупился на то время, которое он потратил на нас, видя, что мы так никогда и не смогли ему дать именно того, что он хочет…»
Он оторвался от воспоминаний. Сигманианец приближался к стене купола. Фотографию он легко держал в одной паре клешней. Окружающие щупальца-пальцы подергивались и вытянули с того места, где он был, альбом с видами Парфенона. В другой «руке» он держал оптический проектор.
Скип хотел подвинуться ближе. Неуклюжий, он поскользнулся и выругался. Его неопытность в свободном полете невесомости осложняла дело. Наконец он пристегнулся, держа карандаш и блокнот наготове. Было принесено голографическое оборудование, но в данный момент оно не было нужно. Сигманианец указывал на рисунки, в то время как он сам следил за их линиями — лучами, которые оставались светящимися, пока он не стирал их или не изменял. В ответ на это карандаш Скипа скользил по бумаге.
— Угу, — сказал он, просто думая вслух, — он очарован контрастом между классической и перпендикулярной архитектурой… я так полагаю. Что они имеют общего? Ну, как «Золотое сечение», я полагаю, что смогу разъяснить… — Он вспомнил о своем товарище. — Скажи, Ивон, вот шанс установить вербальный язык, если я только смогу объяснить ему на рисунках, чтобы он стал учить слова…
Вплыла одетая в скафандр фигура. «О», — чуть не вскрикнула Ивон. Скип ответил более язвительно.
Вань Ли проверил свою траекторию, пристегнул багаж и открыл шлем. На его лице застыла холодная ярость.
— Что это? — требовательно спросил он.
Вновь прибывший указывал на Скипа.
Бродяга ощетинился.
— Сэр, правильное местоимение — «кто». Но если вы действительно хотели спросить именно это, тогда это — пуговица у меня на животе.
Ивон приблизилась одним движением.
— Вы… Профессор Вань… так с-скоро? — сказала она, заикаясь.
Китаец сверкнул свирепым взглядом.
— Мои службы предупреждали меня, что тут произойдет предательство. Я надеялся, что их предупреждения беспочвенны.
— Но… нет… нет…
— Я полагаю, вы не собираетесь совершить убийство, — сказал Вань. — Я проинформирую моего офицера эскорта, что он может вернуться к своему кораблю. — Он покинул помещение.