Еще несколько шагов – и они оказались в темноте рощи. Здесь Гидеон прижал ее к древесному стволу и оглядел с ног до головы с каким-то мрачным удовлетворением. По его губам скользнула улыбка, и на мгновение Арлетте показалось, что он вот-вот рассмеется и обратит все в шутку. Но он не засмеялся. Вместо этого Гидеон снова наклонился к ней и впился в ее губы грубым поцелуем, с силой разжав их языком. Арлетта несколько раз дернулась, но ничего поделать не могла: он прижал ее к дереву всем весом своего тела, и она отчетливо ощущала спиной сучки и неровности коры. Потом она почувствовала, как его колено вонзилось между ее бедрами, пытаясь раздвинуть их в стороны. Губы Гидеона спустились ей на шею, и Арлетта закричала, призывая на помощь, но он снова закрыл ей рот свирепым поцелуем. Продолжая прижимать ее к дереву, он неуклюже завозился, расстегивая брюки, потом задрал атласный подол ее платья и сдвинул в сторону трусики. Арлетта пыталась кричать, но ее голос глох в жаркой и темной пещере его рта, и тогда она крепко зажмурилась, пытаясь сосредоточиться на том моменте, когда все наконец закончится, и она сможет вернуться в особняк, вымыться, выплакаться, немного посидеть в одиночестве и уехать домой.
Ждать ей пришлось недолго. Довольно скоро напряженное тело Гидеона обмякло, и он опустился на кучу сухих листьев, увлекая ее за собой. Теперь Арлетта сидела, по-прежнему опираясь спиной на древесный ствол, а его голова лежала сначала у нее на плече, а потом сползла на колени. Гидеон тяжело дышал, а она смотрела на клочок ночного неба, видневшегося между обнажившимися ветвями у нее над головой, и старалась не думать о комке сырой, горячей слизи, оказавшемся у нее внутри.
Все произошедшее заняло от силы тридцать секунд.
Еще через пару минут Гидеон слегка приподнял голову и улыбнулся с каким-то детским изумлением, которое так не вязалось с его предыдущими словами и действиями.
– Дорогая моя! – проговорил он, нежно касаясь ладонью ее щеки. – Моя драгоценная! Спасибо.
Арлетта бросила на него презрительный взгляд.
– Что?
– Я очень благодарен тебе за то, что ты позволила… позволила мне продемонстрировать, что́ я к тебе на самом деле чувствую.
Арлетта хотела ответить, но у нее не было слов, поэтому она только коротко кивнула.
– Какой удивительный день! – воскликнул Гидеон. – Великолепный, чудесный, знаменательный день!
Она молча смотрела, как он натягивает брюки, застегивает пуговицы, стряхивает с одежды труху и поломанные листья.
– Ну?.. – Гидеон протянул ей руку, и Арлетта машинально уцепилась за нее. Он помог ей подняться и, нежно глядя в глаза, опустил задранную юбку и стряхнул с нее листья и траву.
– Ах, здесь тоже грязь… – пробормотал он. – Нет, давай я…
Она молча стояла и терпеливо ждала, пока он счищал с ткани приставшую землю.
– Такое красивое платье… – бормотал Гидеон заботливо. – Хорошо, что оно почти не испачкалось. Ну вот и все!.. – Он с торжеством улыбнулся. – Ты выглядишь замечательно. Никто ни о чем не догадается.
Она снова кивнула и поморщилась, чувствуя, как отвратительная, липкая жидкость стекает по внутренней стороне бедра между бельем и резинкой чулок.
– Мне нужно… помыться, – с трудом выдавила она.
– Конечно. Разумеется. Но сначала я хотел бы как-то отметить сегодняшний день. Оставить знак. – Он распахнул пиджак, достал из внутреннего кармана какой-то небольшой металлический предмет, тускло блестевший в полутьме, и Арлетта негромко ахнула, испугавшись, что ее испытания на сегодня не закончились.
– Сейчас, сейчас… – пробормотал Гидеон и, открыв одно из лезвий перочинного ножа, принялся срезать бугристую кору со ствола дерева, за которым они стояли. – На память… просто на память… Пусть это будет наш маленький секрет.
И пока Арлетта отстраненно молчала, Гидеон, сопя, принялся что-то вырезать ножом на обнажившейся белой древесине. Закончив, он достал коробок спичек и зажег одну.
– Вот, смотри! – сказал он, опустив ладонь на ее обнаженное плечо.
Арлетта повернулась к дереву.
На нем было вырезано довольно большое сердце с инициалами «А» и «Г» внутри. Под сердцем она разглядела римские цифры XX – двадцатый год.
Содрогнувшись, она поспешно отвела взгляд.
– Тебе не нравится?
– Я иду в дом, Гидеон. Мне нужно привести себя в порядок, – холодно отчеканила она. – Потом я поеду к себе.
– Но, Арлетта, как же вечеринка?! – возразил он почти умоляющим тоном. – Это же и твой день рождения!
– Мне наплевать на вечеринку. Я еду домой.
– Но что я скажу Летиции? Лилиан? Твоим подругам?..
– Меня это не касается. Придумай что-нибудь.
И, подобрав подол своего белоснежного платья, Арлетта решительно зашагала через лужайку к особняку, где горели огни и гремела музыка, хотя при каждом шаге ноги у нее подгибались, а руки тряслись. Войдя в дом через дверь для слуг, она спустилась в цокольный этаж, закрылась в первой же попавшейся ванной комнате и долго, с ожесточением терла себя вонючей и грубой мочалкой.