– Я знаю, – сказал Дом, снова откидываясь немного назад, – ты думаешь, что я слишком тороплю события. Мы действительно знакомы-то всего несколько недель, но… В тебе есть что-то особенное, Бетти. Что-то чистое и неиспорченное. Я почувствовал это еще при первой встрече, когда ты была в этой дурацкой ресторанной униформе. Конечно, я предпочел бы ухаживать за тобой как положено, водить в рестораны, на концерты, может быть, даже в театры… Если бы я так поступил, со временем мы бы, конечно, узнали друг друга как следует, но, к сожалению, тот образ жизни, который я веду, исключает подобную возможность. Моя жизнь – это бешеная гонка. Приходится все время спешить, торопиться как сумасшедший неведомо куда. Много лет я позволял этому безумию управлять собой, но с тобой я узнал, что такое душевный покой. Ты для меня как… как камертон.
– Камертон?
– Да. – Дом кивнул, пристально глядя на нее. – Я слушаю тебя, смотрю на тебя – и замедляю шаг, начинаю оглядываться по сторонам. Я вижу вокруг себя жизнь и понимаю, что она прекрасна.
Камертон?.. Бетти не очень хотелось быть его камертоном. И вообще ничьим.
Дом некоторое время разглядывал ее недоуменное лицо, потом его осенило.
– Нет, – сказал он. – Нет. Ты не просто камертон. Ну конечно!.. Собственно говоря, я вот что хотел сказать… Я без ума от тебя, Бетти, о’кей?
О’кей?.. Бетти удивилась еще больше. Это что – утверждение или вопрос?
Она пожала плечами, думая о том, как мало ее трогает, что суперзнаменитый Дом Джонс фактически признался ей в любви. Или его слова «Я без ума от тебя» следует понимать буквально, и он действительно немного спятил?
– Слушай, Дом… – начала Бетти неуверенно. – Даже не знаю… все это как-то… – Она задумчиво провела пальцем по горлышку своей бутылки. – Понимаешь, сейчас происходит столько всего, что я просто… Я только недавно нашла наконец женщину из завещания бабушки. И Эйми… я действительно ей нужна. Я не могу ее подвести.
Дом снова подался вперед и, схватив ее за обе руки, заговорил горячо и быстро.
– Сегодня вечером я лечу в Берлин, – сказал он. – Я вернусь в Лондон в среду, а ты… ты пока подумай. Это все, о чем я прошу. Просто подумай. Пожалуйста! – Наклонившись, он по очереди поцеловал костяшки ее пальцев. – Обещаешь?.. – Его глубокие карие глаза смотрели на нее с мольбой, и Бетти не смогла устоять.
– Обещаю, – кивнула она, чувствуя, как от прикосновения его губ все внутри нее переворачивается. – Конечно, я подумаю. Честное слово.
– Знаешь, – сказал Дом, выпуская ее руки, – мне кажется, это был первый мой взрослый поступок. За всю мою жизнь, представляешь?..
Она улыбнулась.
– Представляю, Дом.
Когда около шести Бетти вернулась, Джон был дома. Он не спросил, куда она ходила и что делала. Когда она вошла, он только подвинулся к краю дивана, на котором сидел, и сказал:
– Настоящая любовь?
– Что-что? – не поняла Бетти.
– «Настоящая любовь»[51]
, – повторил Джон, показывая чашкой с остатками чая на экран телевизора, к которому был подключен видеомагнитофон. – Фильм Тарантино. Ты его видела?Бетти покачала головой.
– Нет, – сказала она. – У нас в «Малларде»[52]
его почему-то не показывали. Я тогда очень расстроилась.Сев рядом с ним на диван, Бетти со вздохом откинулась на подушки. События последнего часа взбаламутили, перевернули ее всю, и она была рада просто посидеть рядом с Джоном, который выглядел таким невозмутимым и совершенно нормальным.
– Зато теперь ты сможешь посмотреть его в спокойной обстановке. Я купил кассету у какого-то китайца, который торговал ими прямо на тротуаре.
– А ты уже много посмотрел?
– Я могу перемотать на начало.
– Но…
– Ничего страшного. – Джон остановил пленку, потом нажал кнопку на пульте.
Пока фильм с шуршанием перематывался в обратную сторону, он сказал:
– Слушай, хотел спросить у тебя одну вещь…
– Какую?
– А что случилось с отцом Клары? Я имею в виду – с настоящим отцом, с Годфри Каперсом? Ведь мы теперь знаем, что Клару воспитывал совсем другой человек. Куда же девался этот музыкант?
Бетти грустно улыбнулась.
– Разве я тебе не сказала?
– Нет. – Он покачал головой. – Не сказала.
– Я узнала об этом от твоей сестры, – пояснила Бетти. – Это довольно грустная история.
Пленка перемоталась, но Джон остановил воспроизведение и посмотрел на нее.
– Ну, рассказывай, – сказал он.
55
Выйдя из экипажа, Арлетта некоторое время разглядывала внушительное многоквартирное здание, похожее на роскошный отель. В нем было не меньше десятка этажей, а фасадом оно было обращено в сторону Гайд-парка. Дверь ей открыл швейцар, одетый в ливрею с золотым галуном. Он принял у нее саквояж и провел к лифту, который должен был доставить Арлетту на четвертый этаж.