За век до встречи

– Помнишь, Холли Голайтли жила в совсем крошечной квартирке – почти такой же, как тебя, но у нее были самые лучшие вечеринки во всем городе. Маленькая квартира даже лучше! Больше пота в воздухе! Больше, как бы это сказать… близости! Ну пожалуйста, Бет, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Давай устроим эту вечеринку как можно скорее.

Бетти прищурилась, делая вид, что обдумывает предложение Джо-Джо, но сопротивление ее было недолгим. Ведь ее сравнили с Холли Голайтли, и она не смогла устоять.

– О’кей, – сказала она наконец. – Только не приглашай слишком много людей, ладно?..

18

Казалось, маленькая квартирка Бетти вот-вот затрещит по швам – столько в нее набилось интересно одетых молодых людей, которые шушукались, смеялись и говорили все одновременно, словно в очереди на кастинг для рекламы «Беннетона». Среди них было немало юношей и девушек из самых дальних уголков Земли – все это были приятели Джо-Джо, с которыми он познакомился во время своих скитаний по лондонским языковым школам для иностранцев, ресторанам быстрого обслуживания и ночным клубам. Спиртное лилось рекой, и к одиннадцати вечера Бетти уже так набралась, что перед глазами у нее все расплывалось, а язык начал заплетаться – особенно когда она ввязалась в чрезмерно оживленный спор с Акико – американкой японского происхождения, которая выговаривала слова с очень странным трансазиатским акцентом и называла Бетти «Мэнди», потому что та была похожа на ее школьную подругу, носившую это имя.

– Знаешь, что я тебе скажу, Мэнди? Самое странное в этой вашей западной цивилизации – это ваша жизнь, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Она все время меняется, поэтому каждый раз, когда тебе кажется, будто ты во всем разобрался, – хлоп! Все опять изменилось, и тебе приходится заново приспосабливаться, искать себя в этом мире. Ты понимаешь?..

Бетти через силу улыбнулась. Она знала только одно: еще немного, и ее стошнит. Рвотные позывы уже несколько раз подкатывали к горлу, но она сдерживала их поистине героическим усилием. Последний приступ оказался особенно сильным, во рту сделалось кисло, по коже побежали мурашки, а на верхней губе выступили бисеринки пота.

– Прошу прощения, – перебила она Акико, – мне нужно в туалет.

Японка удивленно посмотрела на нее.

– Как-как ты сказала? – спросила она, и Бетти сообразила, что на самом деле ее слова прозвучали так, словно она говорила с набитым ртом. «Пршу пщеня, мне нжно в т’лет» или что-то в этом роде, но повторять она не стала. Зажимая рот ладонью, она бросилась в уборную, то протискиваясь между тесно сомкнутыми телами, то бесцеремонно расталкивая гостей, которые смотрели ей вслед кто с любопытством, кто с беспокойством, а кто и с откровенной насмешкой.

– С дороги! – крикнул кто-то. – Дайте ей пройти, если не хотите, чтобы нас всех забрызгало!

Она не обратила на крик никакого внимания. Вот и дверь… Бетти толкнула ее, но та поддалась не сразу – казалось, будто кто-то держал ее изнутри и отпустил только в последний момент. Шатаясь, Бетти ввалилась внутрь и с размаху опустилась на край ванны, отбив зад. Сейчас, впрочем, она почти не чувствовала боли, но не сомневалась, что завтра у нее на бедрах будет здоровенный синяк. От резкого движения серебристый берет, в котором Бетти встречала гостей, сполз ей на глаза, но она все равно разглядела Джона Любезноу, который смотрел на нее со свойственным ему выражением вежливого недоумения.

– Божемой, да это, кжется, Джон Любезноу! – пробормотала Бетти, расплывшись в идиотской улыбке. – Смый настоящий Джон Любзноу… Па-шему ты т-такой нелюбезный, Джон? И ч-что ты делаешь в моем сортире? – С этими словами она стащила с головы берет, но тут же уронила его на пол. Обеими руками Бетти вцепилась в край ванны, пытаясь сохранить равновесие, но рот ее в одно мгновение наполнился жгучей горечью, и она рухнула на колени перед унитазом, едва сознавая, что в нем стоит лужа мочи, в которой плавают окурки и смятые комки розовой туалетной бумаги. В другое время один вид этой отвратительной массы привел бы ее в неподдельный ужас, но сейчас Бетти было слишком плохо.

– …Засорился, – услышала она доносящийся словно издалека голос Джона Любезноу. – Я пытался спускать воду, но ничего не вышло. Забит намертво.

Бетти не знала, сколько времени она простояла на коленях в звенящей, тусклой тишине, ожидая, пока нахлынет очередная волна тошноты. Наконец она пришла, и ее вывернуло наизнанку. Выпитое и съеденное вырвалось наружу громко и яростно, с брызгами и пеной. Попало и в унитаз, и на сиденье, и на пол, и на стену, и на полотенца, и на запасные рулоны туалетной бумаги, и даже на бортик ванны.

– Господи Иисусе! – воскликнул Джон Любезноу.

Бетти застонала, вытерла с нижней губы тягучую слюну и кое-как пригладила ладонями волосы.

– Ну как, лучше? – спросил Джон.