За Великой стеной

На окнах батистовые занавески, к стене прислонился низенький трельяж, на столике румяна, духи... Дин молча поставила на столик бутылку «Сатерана» и фрукты, вынула из сумки конфеты, которые заказывал Пройдоха.

Дин вышла. Пройдоха слышал, как она с кем-то заговорила.

— Спасибо! — сказал женский голос. — Мы сегодня тебя не ждали.

Ке понял, о чем говорила женщина. Дин рассказывала, что если у нее нет провожатого, то она остается ночевать на работе, потому что небезопасно одной возвращаться домой.

«Чайный домик» — тонкая штука. Хозяин этого «чайного домика» внешне придерживался добропорядочности. Девочки, одетые как гейши... Ну а если кто-то из них «заводил» дружка, это хозяина не касалось, хотя, конечно, он тоже имел долю с клиента. Его хитрость была шита белыми нитками, и ему приходилось «делать подарки» полиции, но не таких размеров, как если бы он открыл легальное заведение.

Ке сел на край кровати. При виде бутылки его начало мутить. Появилась старуха. Только теперь Ке увидел ее глаза — красные, навыкате — и поежился. Старуха заюлила, весь вид ее означал беззвучную мольбу.

— У тебя есть?.. — зло спросил Пройдоха у девушки, не называя то, что подразумевал.

— Ты о чем?

— Ты знаешь, о чем.

— Дай немножко... Дай! — застонала старуха. — Я тебя три дня ждала. Пожалей меня...

— Уходи! — Дин вынула из кармана черный шарик, завернутый в салфетку, протянула старухе.

— Спасибо!

— Иди.

Старуха выскользнула из комнаты. Ке слышал, как она уселась у перил веранды. Было до боли ясно, что она делала: достала прокуренную трубку с плоской круглой чашечкой, приспособила черный шарик. Она курила самый дешевый опиум — сырец.

— И ты тоже куришь? — спросил Пройдоха.

— Нет!

— Зачем носишь?

— Что же делать? Я живу в ее комнате... Она хозяйка этажа.

— Одна? Целого этажа?

— Да. Она ростовщик. Она держит все в руках.

— Так пусть сама и покупает...

— У нее два порока — опиум и жадность, — сказала Дин. — Жадность пока побеждает.

— Но это будет длиться недолго.

— Все ждут... когда она сломается.

— Вы нарочно ее приучили?

— Мы по очереди покупаем «Три девятки».

— Дорого.

— И все же покупаем. Даже самые бедные...

Она замолчала, опустив голову. Потом попросила:

— Не спрашивай больше... Отвернись, — попросила она.

Ке отвернулся. Он видел тень на стене, видел, как девушка разделась, увидел очертания ее фигуры на стене. Он не испытывал к девушке ни ненависти, ни чувственности, ему было чуть-чуть жалко ее, но больше всего жалко себя. И еще он испытывал чудовищное равнодушие к происходящему.