За Великой стеной

Река несла человека. Он показывался над пепельными волнами, исчезал. Вода играла им. Человек не кричал, не махал руками, не звал на помощь. Он погибал. Знал, что погибает, и не сопротивлялся.

А дамба надстраивалась. Жила. Из нее выпало лишь маленькое звено — один человек, как комок глины, слизанный волной. Вереницы носильщиков бежали на штурм реки, точно солдаты в атаку по пешеходным мосткам через трясину... Упал в воду один. Один китаец из шестисот миллионов. Что ж, погиб так погиб.

Один, но ведь это человек!

В чью-то семью сегодня придет горе. Этот один мог быть моим братом, другом, он мог быть мною, тобой, им...

Я сбросил штормовку, свитер и прыгнул в воду. Холод сковывал движения, холод подбирался к легким, сжимал дыхание. Отвратительная, грязная, отдающая непроточной канавой вода захлестывала. Я выплевывал ее. Потом забыл про вкус и запах. Не следовало снимать свитер, может быть, не так холодно было бы плыть. Быстрее! Быстрее! Чтобы успеть, тогда и разогреешься.

Волна ударила сбоку, накрыла, потянула вниз.

Нет, шутишь, ведьма!

Еще несколько взмахов. Китаец где-то рядом. Вот показался... И опять не видно. Я набрал воздуха, нырнул. Глубже. В ушах запищал комар. Смотреть в такой воде бесполезно. Пульпа. Еще раз нырнул. Еще... Шарил в ледяной тьме руками. Коснулся... Одежда, пола куртки. Ухватил, рванул вверх.

Человек не помогал мне и не мешал. Он был покорен реке и стал покорен мне.

— Плыви, плыви! — кричал я. — Еще, еще...

Он вяло повел руками, задел случайно мое лицо и опять перестал двигаться. Может быть, захлебнулся?

Я приподнял его голову над водой, он глотал воздух жадно, как голодный старец манную кашу. Живой! Обессилел. Я тоже. Совсем. Не хватает дыхания...

Огромными саженками плыл Гаврилов.

— Держись! — гремел он на всю реку. — Держитесь, братки!

Быстрее, Гаврилыч, милый, быстрее!

Труднее всего оказалось взобраться на дамбу. Не за что уцепиться, глина продавливалась под пальцами бороздками, крутило и несло вниз... Маша кинула нам веревку, мы обвязали ею спасенного, а затем, не помню уж точно как, выбрались сами.

Дождь кончился ночью.

А днем палило солнце, лужи высыхали на глазах, и через сутки земля начала трескаться.

Четыре дня я провалялся в постели, что-то случилось с желудком, видно, вода с лёссом оказалась для него неподходящей. Он ведь не рисовое поле. На пятый день я выбрался с аэродрома и побежал к «нашему кусту». Меня одолевало предчувствие, что с Мэй-мэй что-то случилось. Тревожили ее слова, сказанные в нашу последнюю встречу: «Я боюсь...»

Чего она могла опасаться? Что ей могло грозить?

Я обошел куст... И понял, что она не приходила сюда. Мы договорились, что если один по каким-нибудь причинам не сможет прийти в условленное время, то другой обязательно оставит о себе весточку — записку под камнем.

Наверняка она работала на дамбе, подумал я. Она такая, Мэй, за чужими спинами не прячется, лезет в пекло... А вдруг она тоже сорвалась в реку?

И мне так захотелось ее увидеть, что я побежал к городу. И впервые без сопровождающего охранника вышел на улицу.

Город казался безлюдным.

Редкие прохожие не обращали на меня внимания. Лишь торговец овощами под навесом из камыша долго и сонно глядел вслед.

Меня мутило. Кололо под лопаткой, ныл каждый мускул, а в животе лежал кирпич, даже два кирпича, они терлись друг о друга. Я задыхался от усталости. Выступил пот. За час, от силы за два надо успеть в оба конца, пока не хватилась охрана аэродрома.

Попался велорикша.

— Вэй! Иди сюда, — позвал я его.

Он увидел, что я русский, заулыбался, подкатил на третьей скорости.

— Знаешь, где улица Пяти источников? — сказал я.

— Да!.. Ты можешь говорить по-китайски? Откуда знаешь? Очень хорошо говоришь... Как тебя зовут, а?

— Я очень спешу. Зовут Вэй. А тебя как?

— Ван... Ван-шутник. Я очень люблю пошутить.

— Хорошо, я тоже люблю шутки. Слушай внимательно. Сейчас сядешь на место пассажира. А я на твое место. И ты будешь говорить мне, куда поворачивать, чтобы доехать до улицы Пяти источников.

— Эй-я! — оторопел Ван-шутник. — Странные у тебя шутки.

У меня не было с собой денег. Я снял часы и протянул ему.

— Не! — двумя руками оттолкнул подарок Ван-шутник. — Не надо. Я так довезу, бесплатно...

Разводить споры было некогда. Я затолкал Вана в коляску, сам вскочил на его место, нажал на педали. Везти человека оказалось легче, чем я думал. Если бы только меня не мутило, как при морской болезни.

Вот улица Пяти источников. Нужный дом. Я вошел в него. Узкий двор. Слева и справа вдоль стен деревянные переходы. Я поднялся по скользкой лестнице на второй этаж, постучал в первую же дверь.

В комнате оказалась женщина. Почему-то запомнилось, что на ней была кофточка без рукавов, сшитая из блестящей материи наподобие клеенки. Женщина сушила над жаровней пестрое ватное одеяло. Пахло дымом и несвежей постелью. В комнате, кроме настила, служившего кроватью, стоял лишь столик.

— Где живет учительница Хао Мэй-мэй? — спросил я с порога.

Женщина некоторое время с любопытством рассматривала меня. Свернула одеяло, ничего не ответила.

— Мне нужно увидеть учительницу Хао Мэй-мэй.