За Великой стеной

Балерина завизжала и еще сильнее прилипла к хозяину — она боялась незнакомых людей и не хотела оставаться с Мыном. Обезьяна доверилась Ке. Она сидела с Ке в обнимку, Хуан и китаец растворились в темноте.

Уменье ожидать — наука трудная и сложная, и не каждому она дается. Русский полководец Суворов в основу своих побед положил стремительность и натиск, древние китайские полководцы побеждали терпением — победу одерживал тот, кто лучше умел выжидать. Для экспансивных европейцев подобная выдержка непонятна. Восток есть Восток. Я знал случай, который произошел в двадцатых годах. В суматошном Шанхае была красильная мастерская, где красились ткани по особому рецепту. Краски получались сочными, они не боялись солнца и времени. Секретом окраски владели хозяева мастерской, секрет передавался из поколения в поколение и никому постороннему не доверялся. В мастерскую приняли на работу глухонемого мальчика. Он был послушным и безропотным. Несколько лет он работал подручным, и хозяева доверяли ему, — глухонемой не мог никому рассказать секрета красителей. И каково было удивление мастера, когда мальчик заговорил и открыл свою мастерскую. Восемь лет притворялся глухонемым, чтобы выведать тайну... В Европе подобное немыслимо.

Пройдоха Ке умел ждать, но даже для него минуты вытянулись в часы. И когда он отчаялся, послышался условный сигнал — крик древесной лягушки. Пройдоха Ке схватил узел, потащил его вниз по тропинке к причалу, где качался на мелкой волне единственный на базе катер.

На гальке лежал убитый даяк, охранник... Его «снял» Хуан. Мын гремел гаечными ключами в машинном отделении катера, Хуан сдернул чехол со скорострельной пушки.

— Хуан, — высунулся из люка китаец, — в баке почти нет бензина.

— Черт! — Хуан начал ругаться вполголоса на всех языках, которых он не знал, но на которых отлично умел сквернословить. — Сидите здесь, я принесу две канистры... Как же я не учел! Они нарочно держат баки пустыми, чтобы никто не сбежал. Ключи от горючего носит с собой Комацу-сан.

— Комацу-бака, — добавил Пройдоха, наконец осмелившийся произнести вслух в оскорбительном тоне имя японца.

— Черепаха или сатана — не имеет значения, — ответил Хуан. — У меня на кухне есть бензин, две канистры. Я растапливал им печки. Сидите, скоро вернусь.

Балерина рванулась за хозяином — странно, обезьянка не спала. Ночью обезьяны спят, они, как курицы, ложатся и встают с лучами солнца. Видно, общение с людьми заразило и ее бессонницей. Пройдоха схватил Балерину, она вырвалась, укусила его за палец, но он удержал ее.

— Успокойся, тихо!

Мын скрылся в люке — он подготовил мотор к запуску...

— Совершенно пустые баки? — не поверил Пройдоха и заглянул в люк. Он держал Балерину под курткой, и та затихла пригревшись, сладко засопела как ребенок.

— Немного есть, — отозвался Мын. — Мало-мало есть.

— Две канистры тоже мало...

— Да, — согласился Мын. — До материка не добраться. Ничего, Хуан знает, где мы находимся, и как-нибудь, хоть под парусами, доплывем до какого-нибудь острова. Там купим горючее.