За Великой стеной

Приближались президентские выборы[41]. А здесь подобные события сопровождаются кровавыми стычками между «крысами» и «барракудами». Причиной этому служило своевластие местных «лордов» и рабское бесправие прочего населения. Хотя бы такая деталь: здешний «лорд» непременно содержит при себе банду головорезов, которым полоснуть человека по горлу боло[42] что чихнуть.

Здесь вообще при малейшей причине пускается в ход оружие — в тавернах и при сборе податей, особенно, как я сказал, во время «демократических выборов». Страсти политической борьбы настолько накалены, что зачастую один землевладелец посылает своих молодчиков во владения другого землевладельца, противника по политической группировке, а те режут всех подряд, включая женщин и детей. После подобной «идеологической обработки» население призывают на избирательные пункты, и не вина другого кандидата в парламент, что зачастую его избирателей не оказывается в живых.

Уильям Помрой, мой коллега американец, воевавший в партизанском отряде хуков[43], женатый на филиппинке и просидевший после подавления освободительного движения бесконечных несколько лет в здешних застенках, так объясняет подобные особенности политической активности «лордов» и пассивности простолюдинов:

«Филиппинцы испытывают на себе чужеземное господство и феодальный гнет так долго, что смирились с этим. «Бахалана», — говорят они. — «Пусть будет воля господня».

Кто из людей, живущих в условиях свободы, в состоянии понять образ мышления жителей колонии!

Когда народ живет целых четыреста лет под пятой надменных испанцев и еще пятьдесят лет под гнетом нагло кичащихся своим превосходством американцев, это неизбежно налагает отпечаток на его характер. Существует теория, по которой нужда приводит к мятежу, однако это верно чаще всего в тех случаях, когда нужда вызвана потерей того, что человек имел когда-то. Но когда целых четыреста пятьдесят лет народ знал лишь нужду, это подавляет его силы, определяет весь уклад его жизни. Тех немногих, которые восстают, безжалостно убивают.

В общем, я приехал в страну весьма оригинальную, внешне флегматичную, но довольно бурную изнутри.

Влипнуть в новую историю мне почему-то не хотелось: пережитое в Макао оказалось слишком крепким «настоем из экзотических трав» для моего желудка.

Кое-какой капитал имеется, спасибо отцу, рассудительному коммерсанту. В газету я не вернусь. Пусть Павиан покусает локти. Это и будет моя месть. Я ничего ему не сообщу. Скроюсь, и все! Куплю ранчо в Австралии, поближе к русскому землячеству, буду разводить овец и наслаждаться размеренной жизнью фермера.

Я включил вентилятор, но это мало помогало. Жара была страшная. И это в начале лета! Что будет в июле, августе?

Я изнывал от скуки… Сизиф был счастливчиком, когда боги на суде Линча приговорили его к труду, не имеющему конца! Это было движение. Сердце-то у него было здоровым, иначе он, таская на плечах огромный камень, надорвался бы. Конечно, печально, что труд его был бессмысленным… Но кто из нас уверен, что его деятельность имеет смысл? Не придумываем ли мы легенд? Страшнее всего ничегонеделание.

Из вариантов «Как убить время?» самый сложный — вечерний. Днем можно высунуться в окно и наблюдать улицу или съездить в один из девяти городов-спутников Манилы, чтоб затем написать воспоминания туриста. Досуг… Черт бы его побрал! Проблема, над которой веками бились лучшие умы человечества.

Один мой знакомый утверждал, что именно досуг создал Человека.

— Наш предок, — рассуждал он, — имея свободное время, сообразил взять острый камень и привязать его лианой к древку. Правда, после этого погибли все мамонты.

Возможно, мой знакомый был прав.

Неожиданно раздался телефонный звонок. Я чуть не вывалился из кресла. Кто бы это мог быть? Неужели Павиан разыскал?

— Арт, дорогой, ты жив?

Поистине мир полон неожиданностей!

— Клер! — завопил я в трубку, как в открытое окно, когда надо кого-нибудь позвать с улицы. — Я безумно рад слышать твой нежный голосок. Как ты там поживаешь? Я только что хотел заказать разговор с тобой.

— Очень приятно слышать, — донесся насмешливый голос моего друга. — Но телефонный кабель не выдержал бы, поэтому я позвонила сама. У меня все в порядке: я ликвидировала дело.

— Что, какое дело? — Мне стало зябко, я выдернул шнур вентилятора из розетки.

— Я продала «Салон мод».

— Прости, а зачем ты это сделала? Как же ты будешь жить в Макао?

— Я и не собираюсь жить здесь.

— А где же?

— Там, где будешь ты. Теперь мы уже больше никогда не будем расставаться. Долг жены быть всегда рядом с мужем.

— Со мной, что ли?

— Ты разве раздумал?

— Ах да… Понимаешь…

— Понимаю, дорогой. Встречай завтра первым самолетом из Гонконга. Целую тебя! До встречи!

Разговор прервался. Я долго держал трубку в руках, не зная, радоваться или рыдать от огорчения.

Первый воздушный лайнер из Гонконга прилетал в Манилу утром, в половине одиннадцатого.