За Веру, Царя и Отечество!

Вот я теперь ее и расхлебывал, лежа на своей необъятной кровати и страдая от слабости и вынужденного безделья, пытаясь привести свое детское тело в норму. За время полета, как и было обещано доктором, я подхватил воспаление легких. Да и рана заживала тяжело, а рука была совсем слабая.

Болеть Танечке пришлось долго, нудно и неприятно, аж до самого конца лета. Консилиум докторов во главе с лейб-медиком самого Николая, предписал ей строгий постельный режим и никаких гвоздей. Девочку-героиню, срочная нужда в которой отпала, верные соратники окружили лаской и заботой, кто бы сомневался. Личная сиделка и повар, лекарства – все было по высшему классу. Ну, и, как это водиться, под предлогом болезни меня мягко отстранили от командования и принятия решений. Дескать, не лезь ты Танечка в политику к большим дядям, без тебя управятся. Мавр свое дело сделал… Была ты ненадолго лидером восстания, а теперь уйди в тень, приняв в награду славу и почет. Прямым текстом этого мне никто не озвучил, но аккуратные намеки я понял – не дура. И так же аккуратно дал понять в личном разговоре Корнилину – я согласен и на власть не претендую, но готов всегда его поддержать.

На то у меня были причины. Во-первых, я не имел ни необходимого жизненного опыта, ни большого желания играть в эти игры. Девятилетняя девочка-политик это все же перебор, а зыбкого послезнания бывшего пограничника и инженера для подобных дел недостаточно. Сожрут же, в политике не до сантиментов. Даже японец, подкованный в подковерных играх своей мегакорпорации покруче меня, в политические интриги и разборки фракций в генштабе Райха старательно не лез, хотя мог бы попробовать. Но ему было проще и безопасней геройствовать на фронте. И правильно делал, наверное.

Но главное не это. Главное, что страну, кажется, удалось удержать от распада и гражданской войны. И правил ей прибравший общее руководство к своим рукам Корнилин более-менее разумно. Николай тоже выполнил свое обещание. Он не только передал власть в руки переходного военно-народного правительства, превратив абсолютную монархию в конституционную, но и не стал устраивать новой власти саботаж, а наоборот, помог в ее становлении советом и специалистами.

Стране срочно нужны были решительные перемены, и они начались, как только поддержанная армией после императорского воззвания "К верным присяге офицерам" новая власть навела порядок в обеих столицах. Первым сыграл свою роль апрельский императорский манифест "О даровании власти, вольностей и справедливости в земле Российской", с помощью которого удалось несколько разрядить напряжение в обществе. В нем император мягко признал некоторые свои ошибки, попенял на "плохих бояр", в роли которых выступили политики Госдумы и ряд несговорчивых олигархов, которые вместе с "бунтовщиками", смущали умы, ожесточали народ и распространяли ложные слухи об его отречении. После чего заявил, что передает власть военным и народу, а сам отныне остается верховным гарантом и судьей. А вслед за манифестом, в начале мая правительство Корнилина выпустило указ "О земле и собственности", нагло своровав популярные лозунги и программы у большевиков и эсеров и творчески их переработав. Но и я, конечно, помог чем мог.

В общем, мы отдали землю крестьянам и заводы рабочим, выбивая почву из под ног красных и заставив класс собственников поделиться рентой. Как бы отдали… Не могли не отдать, обстановка не позволяла. По итогу, конечно, рабочие и крестьяне в массе оказались обманутыми, никаких молочных рек с кисельными берегами не получилось – неоткуда им было взяться. Но определенные улучшения в их жизни произошли. Ну а что? А разве большевики сделали иначе и при них рабочие реально владели заводами, а крестьяне землей? Я помню популярный слоган времен позднего союза: "на работе ты не гость, утащи хотя бы гвоздь". Он прекрасно отвечает на вопрос, чувствовали ли себя рабочие хозяевами заводов, на которых работали. Как и другой – "колхозное – значит ничье".

Правительство Корнилина честно приватизировало заводы, сделав рабочих собственниками двух третей каждого предприятия. Рабочим даже раздали приватизационные чеки-акции на доли в своем заводе – дескать, работайте и получайте прибыль. Поначалу это вызвало волну энтузиазма и восторгов, а потом… ну вы поняли, все как-то стало быстро возвращаться на круги своя к бывшим собственникам, частную собственность на орудия производства Корнилин не отменял. Зато теперь у рабочих был трудовой кодекс и твердый девятичасовой рабочий день с двумя выходными в неделю, а хозяевам пришлось умерить свои аппетиты.