За Веру, Царя и Отечество

"Крайней" оказалась, конечно же, Россия. Жоффр снова разразился требованиями послать 200 тыс. солдат в Добруджу. Румынский помол Диаманди обивал пороги царя и Алексеева с планом бухарестского генштаба - чтобы руские сосредоточили 3 - 4 корпуса в Ойтузской долине, прорвались через Восточные Карпаты и ударили во фланг наступающим немцам. Чтобы разобраться в обстановке, в Румынию послали начальника Генштаба Беляева. И ему стали навязывать уже третью идею. Направить 3 - 4 русских корпуса прямо к Бухаресту. Загородить проходы в Трансильванских Альпах, а одновременно форсировать Дунай и вторгнуться в Болгарию. Царь отвечал французам, что послать столько войск в Румынию невозможно, части понесли большие потери и нуждаются в пополнении. И даже если послать, то подобная перегруппировка заняла бы не менее 1,5 месяцев. Поэтому было бы гораздо эффективнее активизировать наступление Салоникского фронта. И Алексеев тоже доказывал, что снимать столько войск - это значит оголить фронт. Ставка изыскала возможность отправить лишь 2 корпуса и севернее, чем просили румыны, в долину Бистрицы, чтобы они примкнули к армии Лечицкого. Но и на это было нужно 15-20 дней.

И Диаманди бежал жаловаться Палеологу, что Алексеев, "кажется, не понимает страшной серьезности положения или, может быть, руководствуется эгоистическими задними мыслями, исключительной заботой о своих собственных операциях... Я заклинал его пойти нам навстречу шире, но я не в состоянии был убедить его в целесообразности идей румынского главного штаба". А Палеолог озлобленно пишет в дневнике: "Отдает ли себе генерал Алексеев точный отчет в высоком преимущественном интересе, какой представляет для нашего общего дела спасение Румынии?" Хотя почему Румыния представляла собой "высокий преимущественный интерес" в ущерб России, остается на совести союзников. Как и то, почему Алексеев должен был исполнять бредовые идеи румынских штабистов - если и британские представители отмечали, что по сравнению с деятельностью румынских военачальников "даже игры школьников выглядят воплощением плана Шлиффена".

Могли ли русские на данном этапе действительно расхлебать последствия французско-румынской авантюры? Нет, уже не могли. На всех наших фронтах оставалось 1,2 млн. активных штыков, а для того, чтобы пополнить части, да еще и перевезти за сотни километров, требовалось время. Ослабив собственный фронт, войска не успевали и на другой. К тому же они оторвались бы от своих тыловых баз, возникали практически неразрешимые проблемы со снабжением. И они просто оказались бы лишней добычей немцев в румынском "мешке". А вдобавок в конце сентября - октябре снова активизировались боевые операции. В одних местах наступления и демонстрации производили русские, предпочитая вместо сомнительных перебросок оттянуть на себя врага. В других местах наседал противник, не позволяя русским снимать части в Румынию. Армии Брусилова 30.9-2.10 снова нанесли удар, 7-я на Бережаны, 11-я на Красне. Прорвали первую полосу укреплений, взяли 3 тыс. пленных. Но силы были уже не те, и на следующих позициях их остановили. А немцы и австрийцы, в свою очередь, ответили сильными контратаками у Станислава и Ковеля, и их пришлось отражать. Особая армия Гурко провела широкомасштабную демонстрацию на Стоходе. 9 дней гремела русская артиллерия, после чего гвардия и 1-й Туркестанский корпус атаковали на плацдарме у дер. Свинюхи. Взяли 2 линии окопов, но немцы зацепились за третью, встретили убийственным огнем. Части понесли большие потери, только офицеров было убито 47, погиб ген. Копыловский. Гурко остановил атаки, начал подготовку к новому удару, подводя на плацдарм части 30-го корпуса. Немцы обнаружили это и опередили своим контрударом. После газовой атаки смяли три батальона 256-го полка и отбили одну линию траншей обратно. Завязались жестокие встречные бои без особых результатов.