За веру, царя и социалистическое отечество

В проходах сновали мальчишки, разносившие квас, пирожки с ливером, семечки в кульках и штучные папиросы «Тройка» по пятаку за дюжину. Наши приятели в этом товаре совершенно не нуждались, однако малолетним торговцам отказать не посмели. Богданов занялся семечками, сплевывая шелуху под кресло, а Джон Рид принялся жевать пирожок, к которому прежде побрезговал бы даже прикоснуться.

Грянула музыка, куда более приятная для слуха, чем какофония, производимая скоморохами снаружи. Снискав жидкие аплодисменты зрителей, на арену вышел представительный господин, одетый и загримированный под главного героя оперы «Жизнь за царя» – Ивана Сусанина (недавно оперу в соответствии с веяниями времени переименовали, и стало полнейшей загадкой, чего ради вздорный старик водит голодных поляков по костромским лесам).

Голосом, который был слышен не только в любом закоулке цирка, но, наверное, и на паперти соседней церкви, господин объявил «парад-алле».

Из-за кулис под звуки марша цепочкой потянулись борцы с хмурыми и сосредоточенными лицами людей, которым предстоит долгий и утомительный трудовой день. Изредка улыбались лишь те, кто видел среди зрителей свою зазнобу.

Двойник Ивана Сусанина, носивший громкое звание главного арбитра мирового чемпионата, называл каждого очередного борца по имени, перечислял все его спортивные титулы, среди которых имелись и весьма экзотические вроде: «Самый сильный человек города Стамбула и окрестностей», а кроме того, расхваливал физические достоинства претендентов, как действительные, так и мнимые.

Внешне борцы были самые разные – похожие и на портовых амбалов, и на приличных господ, и просто на каторжан, – но никто из них не весил меньше семи пудов, на что специально упирал арбитр.

В первой паре боролись чемпион Абиссинии, якобы выросший среди обезьян-горилл, и чемпион Швеции, имевший на правом предплечье широкую черную повязку. Когда та после первых же захватов сползла на локоть, взорам присутствующих открылась татуировка, состоявшая всего из двух слов: «Дави сук». Шрифт почему-то был русский.

Зрители, сразу позабывшие замысловатые фамилии борцов, для удобства стали именовать их Обезьяной и Сукой.

Первые четверть часа противники только топтались на середине арены, пытаясь захватить друг друга за какую-нибудь часть тела, находящуюся выше пупа. Предпочтение отдавалось шее и торсу. От взаимных оплеух по спине и загривку в цирке чуть ли не канонада стояла.

Зрители, ожидавшие чего-то совсем другого, стали подавать возмущенные реплики:

– Сука не борется!

– Обезьяна спит!

– Пощекочи их, любезный!

Не прерывая схватку, арбитр прикрикнул на борцов, и дело сразу пошло живее. Первый же захват шведа оказался удачным, и он, ловко опрокинувшись на спину, перекинул абиссинца через свою грудь. Тот, словно бы заранее готовый к этому, столь же ловко принял позу, среди гимнастов, борцов и любителей нетрадиционного секса называемую «мостиком».

Швед, навалившись сверху, принуждал противника к капитуляции, а тот только круче выгибал спину. Этот эпизод растянулся еще минут на пятнадцать, причем оба борца сопели, как кузнечные меха.

Зрители вновь зашумели:

– Обезьяна не борется! Подымай их! Сука заснул! Подымай их!

Арбитр снова выразил свое неудовольствие, и борцы вернулись в стойку. Теперь бросок провел уже сильно посветлевший от пролитого пота абиссинец, и все повторилось с точностью до наоборот – швед изгибался дугой, а абиссинец эту дугу старался разогнуть.

Зрители затосковали. На арену полетели недоеденные пирожки, огрызки яблок и даже заранее припасенные конские какашки. Помимо профанов, вроде Богданова и Рида, за чемпионатом наблюдали и настоящие знатоки французской борьбы. Этим мнилось, что обоим соперникам вместо благородного спорта следует заняться пастьбой коров, что итог схватки предрешен заранее и все, происходящее на арене, есть не честное единоборство, а дешевый спектакль, недостойный денег, потраченных на него.

Свои претензии они не стеснялись высказывать вслух:

– Обезьяна, езжай домой, тебе кила мешает!

– Насыпать Суке перца под хвост!

– Эй, дядя, хватит нас дурить!

– Борцы выискались, ети вашу мать!

Такие обвинения задели арбитра за живое. Прервав схватку, он обратился к публике со следующим предложением:

– Если кто-то сомневается в мастерстве и силе наших чемпионов, пусть сам выйдет на арену. При любом исходе поединка я презентую смельчаку тысячу рублей серебром из собственных средств.

Крикуны сразу угомонились. Одно дело – сидя в десяти саженях от арены, швырять на нее огрызки, и совсем другое – меряться силой с семипудовым бугаем. Так и калекой остаться недолго. Даже тысяча рублей не пригодится.

Арбитр, очень довольный собой, решил еще и покуражиться:

– Где же вы, господа? Выходите смелее! Мы вас ждем! – При этом он имел неосторожность сделать призывный жест в сторону двух приятелей, все еще находившихся под воздействием грибного экстракта.

– Зовут, – сообщил Богданов.

– Зовут, – согласился Джон Рид.

– Пойдем?

– Пойдем, раз зовут.