Читаем За Волгой земли для нас не было полностью

Пришлось стукнуть телефониста по затылку, заткнуть ему рот перчаткой и волочиться с ним обратно.

- Как же все-таки вы пробрались незамеченными по нашему участку? - спросил я капитана.

Тот улыбнулся и задумчиво ответил:

- Не удивляйся: когда рыбак видит, что поплавок его удочки запрыгал клюет крупный лещ, - у этого рыбака можно на спине рисовать чертиков, и он не заметит. Психологический расчет. Это тебе надо учесть, и не ругай напрасно своих снайперов, лучше учи их осмотрительности.

Мне осталось сказать только одно слово:

- Спасибо!

Да, в снайперском деле нельзя не учитывать то, что называется психологией поиска важной цели. Увлечешься, захватит тебя азарт борьбы с коварным, хитрым снайпером, и не замечаешь, что делается справа, слева и за спиной. Теряется осмотрительность. Хороший урок преподал мне капитан Краснов. Об этом надо крепко подумать.

15. Доверие

В сумерках пробираемся на батарею Ильи Шуклина, известного в нашей дивизии истребителя танков, отличившегося еще в дни боев в районе Касторной. И люди у него в батарее - один к одному, отважные, как сам командир.

Нас окликнул артиллерист с автоматом в руках, с подвешенными у пояса гранатами. Он возник перед нами неожиданно и упер в мою грудь дуло автомата:

- Не шевелись, продырявлю! Я спокойно отвел дуло автомата:

- Феофанов, не дури, тут все свои.

- Проверяю на стойкость, - ответил часовой. Это был мой друг Василий Феофанов, позже он стал моим учеником.

Феофанов свистнул. Из-за железобетонной глыбы вышел солдат, сменил моего друга, и мы двинулись к подвалу командира батареи.

Невдалеке маячила знаменитая заводская труба с пробитым боком. К ней тянулись телефонные провода почти из всех артиллерийских полков армии: главный корректировочный пункт Сталинграда. Об этом знал противник. Сколько бомб, снарядов, мин было истрачено, чтобы разрушить эту трубу, - сотни, тысячи, однако пункт корректировки не прекращал работу. И лишь совсем недавно тут появились снайперы противника, и наши корректировщики один за другим начали выходить из строя. Нарушилась точность огня наших батарей.

Артиллеристы попросили помощи у своего командующего, генерала Пожарского. Вот по этой причине мы, снайперы, и оказались в гостях у Шуклина.

Илья - человек добрый, с открытой душой: за хороший поступок мог схватить солдата в объятия, расцеловать, как любимую девушку. Вот теперь и я крутился в его лапах, а он приговаривал:

- Ай да Василий! Как я мог отказаться от тебя в Красноуфимске?! Уж больно ты с виду неказист... А теперь слушай, что получилось: фашистские снайперы прижали, на трубе нельзя появиться, голову высунуть не дают. Откуда стреляют не понять. Выручай, Вася.

Наверху гудели артиллерийские раскаты. Но здесь, в подземелье Шуклина, на такую мелочь никто внимания не обращал. Пулеметных же очередей, разрывов гранат совсем не было слышно.

- Вот ваша комната, товарищи снайперы, отдыхайте, приводите свое оружие в готовность, - сказал Шуклин, открывая палаточную дверь в помещение с нарами на три человека. Здесь остались Морозов, Шайкин, Куликов. В следующем отсеке разместились Васильченко, Горожаев, Воловатых, Дрыкер.

- А мы с тобой, главный, пойдем в мой отсек, - предложил мне Шуклин, - там пришел товарищ из политотдела армии, информатор, интересуется, как вы будете готовиться к дуэли с фашистскими снайперами. Он нашенский, сибиряк, обстрелянный...

Мы пересекли коридор, завернули за угол и оказались в командирском отсеке. Вместо нар - вдоль стен солдатские койки, посредине стол, сколоченный из досок. На нем разрезанная буханка серого хлеба, и - чудо! - на тарелке стопкой, совсем по-домашнему, блины.

На другом конце стола перед семилинейной лампой, уткнувшись в записную книжку, сидел белокурый курносый человек. На петлицах "шпала" - капитан или старший политрук. Я, кажется, видел его на переправе в день прибытия в Сталинград. Тогда он отводил наших морячков подальше от причалов...

Однако сейчас главное мое внимание привлекли поджаренные, ноздреватые блины. Это была роскошь. От восторга я даже охнул.

- Отлично живете, товарищ старший лейтенант, - сказал я Шуклину, - может, еще сибирские пельмени на вашей кухне есть?

- Можно и сибирские пельмени, только сперва заработай, а за артиллеристами дело не станет!

Шуклин посадил меня за стол рядом с собой. Началось истребление блинов. Лишь этот белокурый со "шпалой" на петлицах вроде зазевался: не отрывая глаз от записной книжки, он протянул руку к тарелке, но она была уже пуста. Удивленно подняв глаза, он встретился с моей улыбкой.

- Вижу, к вам, товарищ Шуклин, пришло подкрепление. Кажется, из резерва командующего?

- Да, - ответил я за Шуклина, - из резерва, с Мамаева кургана!

Белокурый вроде не понял моей иронии, улыбнулся, протянул мне руку:

- Иван Григорьев.

- Василий Зайцев, - ответил я, пожимая его крепкую руку.

- Так какую обиду причинил снайперам Мамаев курган? - спросил он, как бы выясняя причину нашего появления здесь, на заводе "Красный Октябрь". Этот вопрос озадачил меня. Я пристально посмотрел на Григорьева и ответил:

- Приказ командира - для солдата закон.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее