За волной - край света

Явившись в губернаторство, Шелихов перво–наперво пришел к чиновнику, которому книжицу свою вручил. Но дело было не в книжице, а в том лишь, что чиновник этот губернатору его представлял и он же от губернатора распоряжение получил об удовлетворении просьбы Григория Ивановича о помещении алеутов в Охотскую навигаторскую школу и о споспешествовании Шелихову в подготовке судна «Доброе предприятие» к предстоящей экспедиции в Японию.

Чиновник встретил Григория Ивановича в высшей степени любезно. Купцу генерал благоволил, а это для чиновника было ничем не меньшим, чем божье благословление. Так уж повелось на Руси: начальство кивнет — и чиновник перед тобой и барыню спляшет. На это Шелихов и имел расчет. Просьба у него была по силам чиновнику и ни в чем с распоряжением генерала не расходилась. Григорий Иванович скромно попросил написать бумагу капитану охотского порта Коху о выделении Северо — Восточной компании всего необходимого для оснастки судов. Наклонился к чиновнику почтительно и голосом доверительным сказал:

— Трудно нам, трудно, но волю его превосходительства выполняем. — Глазами блеснул.

Чиновник откашлялся, поправил тесный ворот мундира.

— А как же иначе, — сказал, — господин Шелихов. Как же иначе?

Бумагу просимую Григорий Иванович получил. И написана была она в выражениях решительных. С этой–то бумагой и покатил Шелихов в Охотск.

Капитан Охотского порта принял послание из губернии трепетными руками. На конверте стояли орленые печати, внушавшие должный страх и почтение. Шелихов глядел на Коха твердо. Капитан порта с осторожностью печати сломал, посмотрел на Григория Ивановича: сейчас–де, сейчас, постой, все узнаем. Подумал при этом: «С купцом надо быть осторожнее. Который раз на нем обжигаюсь. К начальству высокому вхож». Шелихов молчал, как воды в рот набравши. Едва приметно ботфорт его стукал в пол каблуком. «Ногой поигрывает, — подумал Кох, — нет, и впрямь надо быть осторожнее».

Капитан порта впился шустрыми глазами в бумагу и расцвел улыбкой. Ожидал худшего. А здесь всего–то–навсего: снабдить корабельной оснасткой.

Кох поднялся из–за стола, шагнул к Шелихову.

— Любезный, Григорий Иванович, — сказал, — пакгаузы портовые перед вами раскрыты.

…«Ну и что? — спросит иной. — Какая связь между предприятием Лебедева — Ласточкина, неясными речами судейского крючка и портовыми пакгаузами?» И спросит, конечно, не подумав. А ты проверни–ка в голове разок–другой вроде бы неприметные да и не связанные между собой эти дела, и поймешь, что и к чему.

На торг иркутский Шелихов мехов на копейки выбросил, но что из того вышло? А то, что Лебедев — Ласточкин решил: кончилась Предтеченская компания и конкурентов у него на Алеутах нет. Это означало: коней гнать нечего, можно и подождать доброй погоды, ветра попутного. Он свое возьмет. Второе: Шелихов из пакгаузов портовых судовую оснастку выбрал, и теперь, чтобы суда в море вывести, Лебедеву — Ласточкину надо было гнать приказчиков своих через всю Россию, в Питербурх. Там только разжиться он мог необходимой справой. А в Питербурх дорога дальняя. И времени, чтобы опередить ватаги лебедевские на Алеутах, у Шелихова было теперь более чем нужно. Так–то вот дела делались.

* * *

В Иссанахском проливе, в виду берегов полуострова Аляска, вставшем из моря грозной грядой сопок, ватага Баранова разделилась. Двадцать байдар, ведомые Бочаровым, пошли на север, к Аляске, остальные, с Барановым во главе, — на юг, к Кадьяку. Бочаров перекрестил их вслед, но тайно, в мыслях. Глянул только и, крест воображаемый положив на уходящие лодьи, сказал:

— Божья матерь, покрой их покровом пресвятые богородицы.

Но и слов этих никто не услышал. Да он и не хотел, чтобы их слышали.

С последней байдары грянул выстрел. Пороховое облачко забелело над волнами и истаяло.

Бочаров дал команду переложить паруса, и, забирая ветер, байдары его повернули к северу. В борта ударили волны, высоко взбросились пенные брызги, свистнул шальной ветер, и покатились за корму соленые мили.

У северного побережья полуострова Бочаров никогда не бывал. Здесь ему все было неведомо. Однако эти обстоятельства не смущали капитана. Ветер был попутный, море спокойно, байдары шли ходко. Смотреть и то было весело, как, раздув паруса, скользили лодьи по малой волне. Так–то бы вот и весь поход, подставив лицо солнышку, качаться, как в материнской зыбке, под голубым небом. Ватажники подобрели. Глянешь — сидит у борта иной, скалит зубы, и черт ему не брат. А ведь куда забрался мужик этот — архангельский ли, вологодский, устюжский? За Край земли. Сказать и то страшно. А он — на тебе — щурится на солнце. Пузо под армяком от душевного удовольствия скребет. Ох, ребята, страха в вас нет…