За волной - край света

Женщины, встав на колени и поклонившись, выползли за полог, закрывавший дверной проем. Вернувшийся старейшина подал хасхаку большую причудливую раковину с ключевой водой. Вода была так холодна, что раковина запотела и покрылась блестящими каплями. Хасхак передал ее Баранову. Александр Андреевич принял раковину, поднес ко рту, сделал глоток и тут заметил настойчивый взгляд Тимофея. Портянка движением глаз указывал, кому передать раковину. Баранов с благодарностью улыбнулся. Раковина пошла по кругу.

Во время трапезы не было сказано почти ни слова. Но каждый раз, принимая от хасхака кусок рыбы или мяса и взглядывая ему в лицо, Баранов замечал, что глава племени глубоко озабочен. Глаза хасхака были полуприкрыты, но Александр Андреевич понимал, что, стараясь не выдать свои мысли, старший из коняг сейчас обдумывает его слова. И как ни хотелось Баранову подтолкнуть хасхака к нужному решению, он также молчал, угадав в хозяине хижины и ум, и доброе стремление решить все ко благу своего малого народа.

Когда женщины унесли опорожненные миски, хасхак, пересев к очагу, сказал:

— Мы пойдем к новой крепостце. Да, — он кивнул Баранову, — у крепостцы стойбище будет жить в мире, который так нужен нашему народу.

* * *

Зверя Бочаров не нашел. Видели небольшое стадо, но зверь кем–то был напуган и, едва заметив людей, стадо с ревом бросилось в море и ушло. Бочаров только глазами проводил мощно режущих волну сивучей. Преследовать стадо было бессмысленно. В море сивуча не возьмешь.

— Что это они? — спросил один из ватажников. — Так сторожки? Всегда так?

— Нет, — отвечал Бочаров, — зверь здесь не пуган. Видно, медведь их обеспокоил. — И от досады губу закусил. «Не везет ватаге, — подумал, — эх не везет».

Сивучи все дальше и дальше уходили в море. Над лежбищем вилась шумная стая чаек. Птицы орали, дрались, вырывая друг у друга какие–то куски. Ветер нес выдранные в драке перья.

Скорее всего, стадо через день–два вернулось бы, но ждать ватага не могла. Байдары были вовсе плохи, надо было успеть пройти еще хоть немного, пока лодьи держались на воде.

Шкуры пропускали воду, как решето, и, сколько ни вычерпывали ее, все одно под ногами хлюпало. Ватажники больше за черпала держались, чем за весла.

К вечеру три байдары начали тонуть. Море, к счастью, было спокойно, и дырявые лодьи благополучно подогнали к берегу. Сняли груз, осмотрели шкуры. Ну да там и смотреть было нечего. Бочаров только глянул и отвернулся. Увидел: дыра на дыре. «Все, — сказал себе капитан, — тянуть нельзя». Он велел перенести груз с негожих байдар на те, что покрепче, и ватага пошла берегом. Лодьи повели бечевой, поочередно впрягаясь в лямки. Бочаров шагал впереди, с надеждой вглядываясь в берег: вдруг лежбище объявится!

Но надежда была напрасна.

Медленно, от мыса к мысу, тащилась ватага. Впереди желтела галька прибойной полосы, и, каждый раз выходя на косу, с которой открывалась перспектива берега, Бочаров с болью убеждался, что зверя нет. Нет, хоть тресни! Бочаров с досадой перхал горлом, словно ему воротник тесен стал, и упрямо шагал дальше, зло вколачивая каблуки в гальку.

Байдары латали, заделывая дыры, но шкуры расползались под пальцами.

Капитан подошел к ватажнику, возившемуся с иглой у дырявого борта, присел, взялся за иглу. Ткнул в размокшую шкуру. Игла провалилась, будто он не кожу, а воздух колол. Бочаров осторожно закинул жилу хитрой двойной петлей, потянул, и сгнившая мездра развалилась, будто распоротая ножом. Капитан с осторожностью наложил шов, но и он не держал, прорезал шкуру.

— Вот так, где ни тронь, — сказал чинивший байдару ватажник, — все попрело.

Бросили одну лодью, вторую… В настороженных глазах ватажников Бочаров читал вопрос: что дальше? До устья Квийчака оставалось с полсотни верст, но да и там никто не ждал ватагу с запасными байдарами. И это все понимали. Бочаров хмурился и чтобы уйти от тревожных мыслей, становился в лямку, тянул до изнеможения… Но от мыслей нехороших было не скрыться. Перед глазами трудно переступали ноги идущих впереди, из–под армяков выпирали напряженно выступавшие лопатки, тянулись шеи с набрякшими жилами, а в голове настойчиво стучало: «Что дальше?»

Когда до Квийчака осталось с пяток верст, ушли под воду еще две байдары. Теперь их оставалась ровно половина из того, с чем вышли в поход. Бочаров понял, что больше ни одной байдары бросать нельзя. Здесь, на северном побережье Аляски, зверя они не найдут, а, перейдя на южное побережье, без байдар до Кадьяка добраться не смогут. Как без лодей через пролив на остров перемахнешь? По воде, как посуху, только Христос ходил. Байдары надо было перенести на себе через полуостров и там уже добыть зверя. Но такое представить было трудно: не только пройти нехожеными тропами, но и перенести байдары. Переволочь через сопки, болота, реки…

Бочаров остановил ватагу. Велел вытаскивать байдары на гальку, снимать шкуры. «Как это?» — забеспокоились ватажники. Но Бочаров, понимая, что, обнаруж он хотя бы и малую неуверенность, дело и вовсе пойдет нараскосяк, сказал твердо: