За все надо платить

— В газетах содержались определенного рода намеки, высказанные окружным прокурором…

— О нет! — простонала Кили. — Не надо об этом.

Доктор Стоувер откинулся в кресле, пристально глядя на нее, и Кили поняла, что придется объясниться.

— Видите ли, окружным прокурором является женщина по имени Морин Чейз. Когда-то она была помолвлена с Марком, моим вторым мужем. Со дня его смерти она преследует моего сына из какого-то мелочного чувства мести. Вы, наверное, сочтете меня психопаткой, но поверьте — это правда!

Доктор Стоувер склонил голову набок, изучая ее.

— Любопытная теория, миссис Уивер.

— Вы хотите сказать — безумная?

— Я хотел сказать и сказал, что она любопытная. — Легкая улыбка тронула его губы, он сделал какую-то пометку в своих бумагах.

— Я обещала Дилану в точности разузнать, что случилось в тот вечер, когда Марк утонул. Чтобы мы могли положить конец измышлениям мисс Чейз. — Кили вспомнила о ночном визите Уэйда Ровира, и ее лицо вспыхнуло. Она понадеялась, что психиатр этого не заметил. — Я думаю, если вы собираетесь лечить Дилана, очень важно, чтобы вы тоже верили ему.

— Я на стороне Дилана, миссис Уивер, — сказал доктор Стоувер.

Кили кивнула и встретилась с ним взглядом.

— Ему необходимо, чтобы кто-то был на его стороне. Кто-то кроме меня.

— Да, конечно. Хотя я вижу, что вы очень надежный союзник.

Она не заметила в его голосе ни тени иронии.

— Спасибо. Честное слово, я вам очень благодарна за эти слова. — Кили глубоко вздохнула. — У меня к вам еще только один вопрос: когда я смогу забрать его домой? Я хочу сказать: разве он не может проходить терапию амбулаторно? Мы с его сестрой очень скучаем без него.

— Я понимаю ваше… нетерпение, миссис Уивер, но тут играют роль и другие соображения. Моя задача состоит в том, чтобы оценивать попадающих сюда молодых людей и их жизненные обстоятельства. Мы обязаны сделать все возможное, чтобы удержать их от новой попытки суицида, которой они могут и не пережить. — Он постучал по стопке бумаг на столе. — У меня тут есть весьма тревожный отчет социального работника, содержащий множество… критических замечаний о вашем доме и о вашем подходе к воспитанию Дилана.

Кили вся залилась краской, не зная, что сказать, как защитить себя от несправедливых обвинений. Она сознавала, что нападками на миссис Эрлих не завоюет симпатий доктора Стоувера.

— Я… У меня было такое чувство, что она… — Кили с трудом перевела дух. — Я страшно нервничала, доктор Стоувер. Очень неловко себя чувствуешь, когда твою жизнь и твой дом разглядывают под микроскопом, если можно так сказать. Боюсь, мне не удалось убедительно выразить свои принципы. Возможно, между нами возникло недопонимание.

Доктор Стоувер кивнул с озабоченным видом.

— Я вас понимаю. И все же я обязан принимать отчет миссис Эрлих всерьез. Ваш сын пытался покончить с собой. Это само по себе заставляет сомневаться в ваших родительских способностях.

Кили судорожно вздохнула.

— Я не знаю, что сказать. Мои дети для меня важнее всего. Дилан для меня куда дороже собственной жизни. Я все сделаю ради него. Все, что угодно! — Ее плечи внезапно поникли. — Наверное, все родители так говорят.

— Вы даже не представляете, что говорят иные родители, — нахмурившись, пробормотал доктор Стоувер и бросил взгляд на часы. — Боюсь, больше у нас времени нет, миссис Уивер. Надеюсь, мы с вами еще увидимся.

26

Морин Чейз отперла дверь своего коттеджа и оглянулась через плечо на Фила Страттона.

— Хочешь зайти выпить что-нибудь?

Это было классическое приглашение с намеком на интимную близость, но Фил усомнился в ее искренности. Вечер начался неплохо: за коктейлями и закусками они обсудили некоторые дела, направляемые в суд. Но когда Фил заговорил о Дилане Беннетте и его роли в смерти отчима, Морин вскочила на своего любимого конька и так до конца ужина говорила исключительно о Марке Уивере.

Она выжидательно смотрела на него.

— Конечно, почему бы и нет? — ответил Фил и последовал за ней в дом.

Кухня сочетала в себе функции столовой и гостиной. Здесь стоял диванчик-визави, зачехленный английским ситцем в цветочек, горка с фарфоровым сервизом, расписанным листьями плюща, в углу располагался газовый камин, который Морин поспешила зажечь.

— У тебя уютно, — заметил Фил, оглядывая расставленные повсюду вазы с цветами и плоские чаши с засушенными лепестками.

Морин поставила перед камином вышитый вручную защитный экран и обернулась к нему.

— Я специально тут прибралась для тебя.

— Очень мило, — пробормотал он, сам чувствуя, как неискренне и плоско звучат его слова.

— Присядь, — пригласила она, указывая на диванчик. — Пива?

— Это было бы отлично, — на этот раз в его голосе прозвучал неподдельный энтузиазм.

Морин вытащила из холодильника бутылку пива, а себе налила бокал вина.

— Когда-то я тоже любила пиво, — вздохнула она. — Это было до знакомства с Марком. Он был любителем вина. Мы с ним планировали путешествие по Франции на одной из этих барж, которые останавливаются у разных винодельческих хозяйств. Он в самом деле научил меня разбираться в винах.