За все наличными

Однако на самом деле ночной пассажир, державший путь в Грозный, не просто спешил -- получасовое промедление могло стоить ему вновь свободы. Когда очередная машина со свистом проносилась мимо, он нервно поглядывал в темноте на светящийся циферблат редчайших швейцарских часов "Юлисс Нардан", отмечая, что шансов у него остается все меньше и меньше. Увидев вдали луч фар, он снова брал себя в руки и спокойно поднимал руку, хотя знал, что в каждом остановившемся лимузине могут оказаться его преследователи.

Очередная машина, старенький, обшарпанный "жигуленок", проехав, неожиданно остановилась и дала задний ход. Ночной странник подошел к приспущенному стеклу кабины и спросил по-чеченски:

-- Вы не могли бы подбросить меня в Грозный? Очень нужно, -- и показал спрятанные в руке две стодолларовые купюры.

-- О, высший тариф! -- присвистнул молодой парень за рулем и, глянув на сидевшую рядом женщину, продолжил по-русски: -- Вот завезем жену домой -это рядом -- и рванем. Грех от такого заработка отказываться, хотя я чертовски устал, по правде говоря.

-- Я могу на трассе сесть за руль, -- предложил пассажир, на что владелец старой "семерки", видимо человек веселый, компанейский, ответил:

-- Что вы, за такие деньги только с комфортом и с музыкой, -- и врубил на всю громкость магнитофон.

Машина словно преобразилась, резво взяла с места и какое-то время нагло пыталась достать пронесшийся мимо со свистом гигантский "кадиллак". Пассажир, примостившийся на заднем сиденье, закрыл глаза и сделал вид, что дремлет, -- ему не хотелось ввязываться в разговор.

Минут через десять он незаметно оглянулся: следом не гнались ни лимузины, ни скоростные джипы. "Кажется, пронесло", -- подумал беглец, хотя полной уверенности не ощущал, как, впрочем, не ощущал и страха за жизнь. Если бы его и поймали, вряд ли стали бить. Скорее всего убили бы тех, кто его охранял. Наверное, был он самый важный, самый дорогой пленник на земле. И смог убежать не оттого, что его плохо охраняли, а потому, что к побегу готовился все три года, пока находился в неволе. И все три года ни разу не дал ни малейшего повода, чтобы его заподозрили в желании вырваться на волю. Из года в год он убаюкивал свое окружение, приучал к себе охрану, дожидался своего часа -- он знал, что живым из золотой клетки его никогда не выпустят, ведь он нужен был им навсегда, до гробовой доски.

Приставленные к нему охранники недоумевали: зачем пленнику стремиться к другой жизни, когда к его услугам было все, когда исполнялось любое его желание или прихоть, любой каприз, лишь бы работал. Потому уникальные часы "Юлисс Нордан" у него на запястье, наверное, были единственными на всем постсоветском пространстве. Что кривить душой, работа доставляла ему огромное удовольствие -- уж это его хозяева знали, и не было человека, который бы не восхищался его талантом и золотыми руками. И все же пленник твердо знал, что убежит, -- не было в природе таких сил, чтобы удержать в неволе его необузданную натуру. В таких случаях идет негласная, невидимая борьба интеллектов -- между теми, кто охраняет, и теми, кого охраняют. У затворника насравнимая цель -- жизнь, свобода, а у противоположной стороны -- всего лишь интерес, выгода. Но было уже решено: обязательно переиграть противника, хотя нарастало чувство неравной борьбы, игры в "кошки-мышки" на года, -- так оно и вышло.

Неожиданно машина съехала с трассы и покатила по проселочной дороге к светящемуся впереди огнями аулу. Когда они остановились у добротного каменного дома, рядом с аккуратной мечетью из розового армянского туфа, женщина по-чеченски, вежливо, пригласила в дом, на чашку чаю. На что беглец благодарно ответил, что устал и подождет в машине.

Водитель не заставил себя долго ждать -- через некоторое время он появился с канистрой и дозаправил свою колымагу. Вместе с ним к машине вышел один из его родственников: то ли отец, то ли дядя, а может, и старший брат. Приоткрыв дверцу "Жигулей", тот поздоровался за руку с беглецом и посоветовал быть осторожнее в пути, и особенно в Грозном.

-- Лихое время, лихие люди, -- сказал он на прощанье и сделал по мусульманскому обычаю "оминь".

Жест невольно пришлось повторить и пассажиру, чего ему в душе делать не хотелось, все-таки он был христианином, православным. Но обстоятельства порою сильнее нас.

"Семерка", гремя чеченской музыкой, которой вполголоса подпевал неугомонный шофер, быстро вернулась на трассу и понеслась к Грозному. За всю дорогу они перекинулись всего лишь несколькими малозначащими фразами -водитель, несмотря на молодость и бесшабашность, понял, что попутчик чем-то чрезвычайно озабочен, хотя и пытается это скрыть, поэтому не стал навязываться в собеседники. А поговорить ему очень хотелось -- ночной пассажир вызвал у них с женой невольные симпатии. Лишь в сонном пригороде столицы парень за рулем поинтересовался:

-- Куда вас лучше доставить?

Пассажир, размышлявший об этом всю дорогу, коротко бросил:

-- На автовокзал, пожалуйста.