За все наличными

Последние два дня до очередного дежурства Кольцов не находил себе места — мечта маячила где-то рядом, за углом, только надо было наверняка знать, где этот угол и как к нему пройти. Радовало его и то, что Хавтан был явно недоволен той частью, которая будет причитаться ему при окончательном дележе. Его, Кольцова, никто, конечно, в расчет не брал, видимо, кинут кость в тысяч десять — двадцать, и будь добр, не кашляй, жди очередной подачки. Нет, Герману надоело быть исполнителем чьей-то воли, чьих-то хитрых замыслов, теперь он сам хотел быть хозяином и делить прибыль. Оставалось самое малое — определить, что же делать. Можно было выследить Хавтана или его ребят, когда они наведываются к Гному, того ведь поить, кормить надо, да и охранников его тоже. А потом выбрать момент и выкрасть бухгалтера — дело не хитрое. Ребят у него достаточно, территория Хавтана известна, и трех дней между дежурствами для этого вполне хватит. Но это, так сказать, вариант на крайний случай, потому что кровью пахнет. Тут без пальбы, хотя бы односторонней, не обойтись, да и всех своих ребят придется к делу подключить, да еще объяснять, зачем и почему, а кроме всего прочего — с ними надо делиться.

Был и второй вариант, более спокойный, но не совсем надежный: можно попытаться уговорить Хавтана войти с ним в долю и заполучить Гнома без риска и крови. Но тут крылась опасность — непредсказуемость Хавтана: скажет добро, а сам потом кинет, как последнего лоха, или уберет с дружками — ему свидетели не нужны. Вот из этих двух вариантов, со всеми их плюсами и минусами, нужно было выбрать самый надежный и верный. Горячку пороть не стоит, тем более что Самурай был уже у самой цели.

Но вмешались обстоятельства, которые никак не брали в расчет ни Самурай, ни Хавтан, не зря же говорится: человек предполагает, а Бог располагает. В очередное дежурство при задержании банды, доставлявшей в Москву партию оружия и патронов из Прибалтики, из бездонных складов бывшей советской армии, Кольцов был ранен. Не тяжело, но потребовалась госпитализация в клинике для военных имени Бурденко.

Только в палате, где Кольцов лежал один, он впервые всерьез понял, каким опасным делом занят. Действительно, это не у воров или бандитов, а у него, выходит, жизнь — копейка, те могут позволить себе не рисковать раз в три дня... Сегодня избежать пули на его работе практически невозможно, ведь стреляют, не задумываясь, и стар и млад, оружия на руках — море. Каждое следующее дежурство могло стать для них последним, потому и стали уходить от него люди, умирать непонятно за что не хотелось никому. И в эти трезвые минуты прозрения Кольцов дал себе твердое слово: после выписки из больницы он возь-мет отпуск без содержания и вплотную займется Гномом, а значит, надо быть готовым рвануть за кордон в любой момент. Он больше не хотел подставлять свою широкую грудь под бандитские пули.

Единственным утешением в эти дни стало примирение с женой, которая прибежала в госпиталь ночью, как только узнала, что Герман ранен и попал в больницу. Ради этого, если знать раньше, может, сам полез бы под пули. Женщин понять и легко, и невозможно — где-то он вычитал такое изречение, но только теперь осознал эту путаную мысль.

Однако в радостном настроении ему пришлось пребывать недолго — на четвертый день к вечеру в палате появился Хавтан. Весь его вид говорил о том, что случилась беда, таким растерянным старого люберецкого друга Самурай не видел никогда. Хавтан поставил на прикроватную тумбочку два больших пакета с гостинцами, потом вернулся к двери, выглянул в коридор и, поплотнее прикрыв ее, сказал подавленно:

— У меня крупные осложнения с братвой, и тебя, как назло, угораздило...

— Что случилось? — еще не чувствуя, что происшедшее относится и к нему, спросил Кольцов.

— Гнома выкрали, — выдавил из себя хозяин ресторана, тяжело опускаясь на стул около кровати.

— Как выкрали? Кто выкрал? — Самурай резко оторвался от постели, чего ему делать было нельзя, но сейчас он даже не среагировал на полоснувшую ножом боль в груди.

— Знал был прикуп, жил бы в Сочи, — попытался жалко отшутиться никогда прежде неунывающий, а теперь потухший Хавтан. — Знаю только, что кто-то очень крутой, для него жизнь человеческая и копейки не стоит. Пришмолял двоих охранников и еще одного парня, который еду доставлял из моего ресторана. Еще у них там девка была, совсем молоденькая, может даже еще школьница, — они ее как раз трахали по очереди. Конечно, и проститутка, и тот, что жратву носил, не входили в планы этой сволочи, но он не мог оставлять свидетелей. Всех расстрелял, да и то сказать — и оружие хорошее имел, которое тут же, на месте, и оставил, немецкий "люгер". Представляешь картину: лежат вповал баба голая и три мужика без штанов вокруг, а Гнома и след простыл... Если бы Шаман с Дантесом не вступились за меня, наверное, мне и самому бы хана пришла...