– Поверит.
– Может, и поверит. Но будет в том сомневаться. А в этих сомнениях найдет повод, чтобы бросить тебя... А я ищу повод, чтобы вернуть тебя.
Алекс взял Наташу за руку, но она вырвалась.
– Не надо.
– Я тебя не убедил?
– Нет... Не знаю... Мне надо завтра увидеться с ним, поговорить... Я так волнуюсь... Может, все-таки угостишь меня в последний раз?
– Значит, все-таки собираешься его ждать?
– Да.
– Но ведь он не поверит в твою верность.
– Пускай.
– Тогда надо изменить ему. Чтобы потом не было обидно.
– Какой ты хитрый!
– Я не хитрый. Я щедрый. Я к тебе со всей душой. И со всем кошельком. И что я получаю взамен?
– А тебе обязательно надо взамен?
– А тебя это удивляет? Или я похож на альтруиста?
– Не надо мне ничего, – неуверенно мотнула девушка головой.
– А это?
Алекс вынул из кармана заветный пакетик, зажал его между пальцами и поводил перед носом Наташи.
– А можно?
– Ты могла бы изменить Сэму. Тогда можно все.
– Но так нельзя!
– Так и порошок на дороге не валяется.
Волшебный пакетик снова исчез в кармане Усыгина.
– Ты меня искушаешь.
– Я тебя шантажирую... Назови меня негодяем.
– А толку?
– Я знаю, ты умная девочка.
Усыгин снова взял Наташу за руку, на этот раз она вырываться не стала.
– И все понимаешь.
Он потянул ее на себя и усадил к себе на колени. Снова никакого сопротивления. Алекс сунул руку под полу ее халата, нащупал резинку трусиков. Только тогда она попыталась его остановить.
– Нет, не надо, – горячечно прошептала девушка, а потом проговорила: – Сначала порошок.
– А ты не обманешь?
– Нет.
Он не удержался и принял дозу вместе с ней. И так их закружило и понесло, что никому не хотелось думать о Сэме.
Глава 20
Могут ли «февральские окна» быть с решеткой? Могут, если смотреть на февральское небо через прутья прогулочного дворика. Солнце разыгралось, снег на крышах тает, звонкая капель, сырость под ногами. Светло над головой, а в душе тоска.
Не приходит Наташа на свидание. Семен ее на прошлой неделе ждал, на этой, но о ней ни слуху ни духу. Зато Джема чуть ли не каждый день дает о себе знать. И со свиданиями у нее без проблем, и с передачами, а еще записки через адвоката передает. Но Сэму это неинтересно. А про Наташу Джема ничего не говорит. Да он и не спрашивает, чтобы не нарваться на ехидный комментарий...
А вчера Джема сообщила, что все-таки договорилась с замначальника СИЗО по режиму и тот обещал девушке хорошую камеру для Семена. Вроде как там «богатенькие буратины» сидят – цеховики, кооператоры... Всего четыре шконки в один ярус, обогреватели, телевизор с видиком, и никакого геморроя с понятиями, на которых построена тюремная жизнь.
Семен ответил, что спешить не надо. Не очень весело ему в большой общей камере – холодно там, и людей чересчур много; а еще надо постоянно следить за собой, чтобы не оступиться, не упороть по незнанию какой-нибудь косяк. Но ничего, Семен с этим пока справляется. И с блатными у него неплохие отношения. Есть даже возможность попасть в свиту к Тулупу. Хотя это, честно говоря, не очень его привлекает. По нему, так лучше самому по себе быть, чем кому-то прислуживать...
К тому же у Сэма своя компания намечается. С пацаном люберецким скентовался, а на днях к ним долгопрудненский боец приткнулся. Это на воле они враждовали, а здесь им делить нечего, кроме скудной тюремной пайки. Хотя, надо сказать, с провизией у них дела обстоят неплохо. Братва всех пацанов неплохо греет. А вчера еще качок из солнцевской бригады заехал. С ним уже четыре бойца и еще три конкретных паренька из сочувствующих. И Сэм в этой команде на первых ролях. Так что нормально все, и не надо ему к барыгам заезжать...
А у Самокура дела неважно обстоят. Как ни пытается он объявиться своим, Тулуп не очень его жалует. Не чморит, под шконку не загоняет, но и к себе близко не подпускает. Он настоящий вор, спокойный, продуманный, ему всякого рода бакланы не по душе. И к мужикам Самокур не примыкает, потому что блатным себя мнит. Ну да, две ходки за плечами, все дела... В общем, сам по себе Самокур. Как дерьмо посреди проруби.
На Семена он волком смотрит, однако бояться его не стоит. Может, он и волк, но беззубый...
– Прогулка закончена! – громовым голосом объявил вертухай.
Из тюремного дворика толпа направилась к двери, за которой тянулся продол. Там заключенных построят, посчитают и поведут в камеру.
В продоле совсем не так светло, как в прогулочном дворике, потому на какие-то мгновения Семену показалось, что он попал в кромешную темноту. И другие арестанты тыкаются друг в друга как слепые котята. И непонятно, кто слева, кто справа, а кто сзади...
И кто-то этой суматохой воспользовался. Семен вдруг почувствовал, как что-то острое вонзилось ему в бок. Сейчас вражеская рука резко рванет вверх, чтобы поглубже нанизать его плоть на свою заточку, тогда смерть. Но Семен резко подался вперед, соскальзывая с нее. С силой протолкнув кого-то вперед, развернулся к подлецу. Ну, конечно же, Самокур это.