За все уплачено

Неряшливая, нечесаная тетка долго искала документы Нины, а когда нашла, то долго и подозрительно обнюхивала их, тычась носом в каждую страницу. Потом язвительно сказала:

– Да, милочка. В принципе, мы набрали людей, имеющих более профессиональную начальную подготовку. Людей, которые были при телевидении, простите, не около ведра со щеткой. В основном это ассистенты режиссеров и...

– Дети режиссеров, – обрезала Нина. – А что касается ассистента режиссера, то он, как известно, – мальчик за пивом. Так что отличие от уборщицы небольшое.

– Быть может, быть может, – тут же сдала тетка. – Но с учетом ваших рекомендаций и весомости тех людей, которые вашу кандидатуру поддерживают, мы вас зачисляем.

Нина прекрасно понимала, что сама тетка никого не зачисляет и ничего не решает и гадости говорит лишь для того, чтоб приподнять свою значимость. Но знала она и то, что от таких теток иногда в будущем многое зависит – доброго они сделать не могут ровно ничего, а нагадить умеют крупно. Поэтому она не стала уточнять, что тетка имела в виду под словами о «весомости тех людей, которые вас поддерживают», и даже проглотила молча еще парочку очень язвительных замечаний. Сорвалась Нина только раз, когда тетка обрадованно вздернулась:

– Да у вас же ребенок! Как же вы проживете на нашу нищенскую стипендию?

– У меня два любовника, – процедила Нина. – Один генерал, а другой держит частный ресторан.

Тетка хрюкнула и глянула на Нину с доброжелательным одобрением. Такой состав событий ее устраивал.

– Учтите, Нина Васильевна, – уже нормальным голосом сказала тетка, – что в связи с финансированием срок курсов может быть сокращен с одного года до шести или восьми месяцев.

– Это меня еще больше устраивает.

Она не стала объяснять делопроизводительнице, что в обучение режиссера, как таковое, не верила вообще. И Воробьев и Комаровский уже успели вдолбить ей в голову, что формальное обучение ничего толком не дает, закладывает лишь ремесленные азы, что освоить премудрости режиссуры внешнего порядка может очень быстро любой баран, а главное – в твоих способностях. Вот и все. Очень просто и неизмеримо сложно. Воробьев говорил еще проще: «Никто тебя ничему научить не может, если сама не видишь свою жизнь и свои мысли, как в кино». А она свою жизнь так и видела – словно в зале сидела.

Занятия, по словам тетки, начинались в сентябре, то есть через неделю.

Нина покинула Останкино с ощущением какой-то радостной опустошенности в душе. Завтра – все сначала, новые занятия, новые люди, все незнакомое, все неизвестно куда приведет. Прошлое отброшено, не забыто, но отброшено, и следовало поставить на нем последнюю точку.

На троллейбусе она добралась до метро и через полчаса была у Натальи, а та, едва увидела Нину на пороге, радостно завизжала:

– Во, подруга! Ты, как всегда, появляешься в доме как раз в ту минуту, когда истрачена последняя копейка.

– Ты что, все свои капиталы просвистала?

– Подчистую! До последнего грошика! Вчера последние порожние бутылки сдала.

– Подожди-ка, – припомнила Нина. – А как же твои доходы от этой рекламной конторы Пети?

– Лопнула контора! – завизжала от счастья Наталья. – И Петя лопнул! Ладно, не занимайся ерундой, если башли есть, сбегай за портвейном, да посидим как прежде. Я тебе все расскажу.

Ладно, решила Нина, попрощаемся с той страницей жизни, которую переворачивали, тем напитком, которым эту страницу обливали.

Портвейн Нина нашла, но прежних сердечных посиделок не получилось. Наталья беспрестанно увиливала от откровенных и душевных разговоров, все пыталась молоть какую-то чепуху о политике, о том, какая была раньше прекрасная страна СССР, где с голоду помереть было никак нельзя, вне зависимости от того, работаешь или нет, но о своих делах и переживаниях не говорила ни слова. В конце концов Нина спросила прямо:

– Так что, до последней нитки тебя ободрал твой Петя?

– Как это? – сделала вид, что не понимает, Наталья.

– Да так! Он же тебе чертову уйму денег должен.

– Ничего он мне не должен.

– Так. Ясно. Но я-то тебе тысячу долларов должна.

– Хрена ты мне собачьего должна! И не думай даже!

– Хорошо, – накаляясь, сказала Нина. – Мы с тобой как-нибудь разберемся. А у тебя осталась расписка, что Петька тебе должен?

– Да нет, – выдохнула Наталья. – Потеряла я эту поганую бумажку.

– Ты ее не потеряла, а твой любимый у тебя ее спер! – крикнула Нина. – А мою расписку он сохранил, вот так, дорогая! И теперь за такие расписочки людей калечат, пока долгов не вернут. Уже специальность такая есть – выбивалы или вышибалы!

– Да я ж его тогда убью! – пропищала Наталья.

– Слышала я это уже, только он пока живехонек. Он у тебя появляется?

Наталья потянулась к стакану и пробурчала:

– Давно не было. И не звонит.

– Так! – рявкнула Нина. – Все ясно! Конец любви. А у тебя его телефон есть?

– Нет... Он на новой хате живет.

– Черти бы тебя, Наталья, съели! А как его искать?

– Зачем? – равнодушно пожала подруга плечами. – Ушел и ушел. Как будто бы могло быть по-другому. Я к нему без обид.