За всё заплачено

– Есть и улики. Мне сегодня Балабанова говорила мельком, что Елизарова очень парики в свое время любила. У нее их целая коллекция.

– Ну и что?

– Возможно у неё и рыжий есть… Но вот тебе самая главная улика – пистолет, орудие убийства Виноградова. Олег Крылов раздобыл сведения, что он в пятидесятых годах был изъят у бандитов и потом пропал.

– Знаю. Я сам это Олегу сказал.

– А где все это происходило?

– В Каунасе…

– А кто был в те времена местным милицейским начальником?

– Ну?

– Дед Елизаровой! Вскоре он уходит на пенсию и… Мог он этот пистолетик как сувенир прихватить?

– Не исключено.

– Далее он перебирается в Москву, а потом к нему едет внучка, в студентки поступать.

– Ты не знаешь, Роман, дед этот еще жив?

– Допросить хотел? Опоздал. Он в восьмидесятом умер. И наследников, кроме Марии, не было… Это тебе улика, Жулькин?

– Улика. Но косвенная.

– Прямые сам добывай. У тебя отпечатки ее есть. Через двадцать минут сверишь… Завтра опознание со старушками проведешь. А фоторобот? Он у тебя с собой? Ты же нам его ни разу не показывал.

Жулькин порылся в своем кейсе и вытащил листочек, который официально назывался композиционный портрет подозреваемого. Он обернулся и протянул фоторобот ребятам и включил верхний свет… Склонившиеся над бумажкой головы поднялись одновременно, буквально через пять секунд. Наташа посмотрела на следователя, вытянула в его сторону свой маленький кулачок и медленно подняла большой палец вверх.

* * *

Шереметьево – аэропорт элитный. И пост милиции соответствующий. Здесь не бомжей отлавливают. Даже если пьяный буян, то или швед в модном прикиде, или наш – с короткой стрижкой и в золотых цепях.

Дежурный капитан посмотрел на влетевшую к нему троицу с легкой иронией. Уж очень у всех троих были одинаковые глаза – возбужденные, даже шальные.

Первым к капитану подскочил Роман:

– Моя фамилия Поспелов. Я адвокат. Мне нужно увидеть Олега Крылова. Крылова. Он сюда не приходил?

– Не приходил. Его сюда привели.

– Не понял…

– Хорош жук, этот Крылов! Быстро адвоката себе соорудил. Мы еще ему обвинение не предъявили, а адвокат тут как тут. Он что, очень крутой?

– Обвинение? В чем?

– Как минимум – в злостном хулиганстве.

– Не понял. Он же свой. Сыщик он. Детективное агентство «Сова».

– Не сова он, ваш Крылов, а волк. Троглодит… Он тут солидную даму в Прагу провожал. И перед самой регистрацией в клочки порвал ее загранпаспорт, а авиабилет в рот себе засунул. Свидетели говорят: долго жевал и проглотил. Как удав. А ты говоришь – сова.

– А женщина эта, она улетела?

– Кто же ее без паспорта выпустит? Без билета еще могли бы – в кассовом компьютере копия есть. А без паспорта – шалишь! Погранцы ни за что не пропускали.

– Где она сейчас, капитан? Где Елизарова?

– Сидит в соседней комнате и строчит на всех жалобы. На нас тоже. Требует, чтоб ее немедленно на любой рейс посадили – в Будапешт, в Вену, в Париж. Куда угодно.

Слышавший весь разговор Жулькин подошел к столу спокойно и протянул капитану сначала свое удостоверение, а затем фоторобот.

– Вы эту женщину не видели?

– Так я уже адвокату сказал: сидит гражданка Елизарова в соседней комнате и жалобы на всех катает.

– Ясно! Значит так: Крылова немедленно освободить. Действовал он по моему заданию. Задерживал опасную преступницу. Задерживал, а не хулиганил! Это первое. Далее… Послушай, капитан, у тебя наручники найдутся?

* * *

Жулькин остался в Шереметьево, а Романа с Наташей к их дому на Фрунзенской набережной подбросил на своей «Волге» Олег… Время было позднее. Вернее – раннее. Около пяти утра.

В лифте Роман нажал кнопку своего этажа и только потом с надеждой спросил:

– Зайдешь?

– Нет, Ромик. Устали мы очень. Спать хочется… Может быть лучше ты ко мне зайдешь?

– На чашечку кофе?

– Перед сном кофе вредно…

Лифт остановился со скрипом раздвинул свои двери, но, сообразив, что здесь все равно никто выходить не собирается, захлопнул их и стал ждать команды.

Наташа нажала кнопку своего этажа.

Телефонный звонок разбудил их в полдень. Это Ласкин спешил выразить благодарность за освобождение.