За зашторенными окнами

– Может, и лучше. – Леша прямо посмотрел на женщину. – Может, и лучше, – еще более убедительно повторил он. – Человек должен быть живым.

– А этот мертвый?

– А этот мертвый.

Катя с ногами забралась в кресло, Эсмеральда тут же пристроилась рядом.

– Вот все говорят про любовь. И Леша, и Влад, и мама. Только Андрей ничего не говорит. Но сколько он для меня делает! Ну да, тебя не взял, прости. И я согласилась, – Катя тяжело вздохнула. – Знаешь, как мне от этого не по себе. Сейчас сижу тут с тобой, и так мне не хочется уходить. Странно! Ведь я должна бегом бежать. Меня ждет любимый. А я сижу тут с тобой, тяну время, расслабляюсь.

Женщина даже залезла в Интернет и почитала про гипноз. Она просто умирала от счастья под взглядом Андрея, но как только он пропадал из ее поля зрения – сразу же возникало ощущение, что она делает что-то неправильное, ей ненужное.

Кому об этом рассказать? Маме? Не вариант. Лизе, своим мальчишкам? Глупости какие. Нет, нужно разбираться самой. В конце концов, сколько лет в ее жизни не было мужчины, не было нормальных семейных отношений. Ну, семейных, положим, и вообще никогда не было. Разве что в детстве.

«Вправду это не любовь, а мои мозги? Прав Алексей? Но даже если и прав, что ж в этом плохого? Лучше влюбиться до одури в какого-нибудь негодяя? Только что дальше-то, а, цыганская морда, чтобы как с Татьяной?»

– Катька, дуй ко мне немедленно. Ты даже не представляешь себе, как я хороша! – Татьяна, как всегда, кричала в телефонную трубку так, что приходилось мобильник немного отводить от уха, чтобы не оглохнуть. Как же она со Славиком разговаривает – так же орет? И как только его жена это терпит: не все же меряется деньгами.

– Ой, – охнула Катя, – неужели решилась на подтяжку?

– Ха! А что тут такого?! У меня бойфренд молодой, я должна соответствовать.

– Заеду, обязательно. – Катя потерла лоб телефонной трубкой, соображая, когда свободна. – В среду!

Да, работу в роддоме Татьяна и впрямь провела титаническую: достаточно приличный ремонт, везде идеальная чистота, цветы по всем коридорам, навстречу спешат улыбающиеся сестрички. Когда здесь служила Катя, все выглядело совсем по-другому: облупленные грязно-розовые стены, рваный линолеум, нянечки в застиранных халатах с вечными швабрами, пахнущими помойкой.

Молодец Татьяна. В конце концов, она делает большое дело, старается для людей. А что по ходу ломает жизнь отдельной семьи – это уж она сама себе судья. Может, именно этот служебный роман дает ей силы на такие свершения. Что перевесит? И где то мерило, и где тот судья? Катя много общалась с людьми. Самые строгие судьи – мы сами. В итоге остаемся со своей совестью один на один.

Татьяна танцующей походкой выпорхнула из-за стола.

– Ну как? Блеск?!

– Да, – только и смогла проговорить Мельникова.

– Что, язык проглотила? То-то же. Мой меня еще не видел. Где-то там с детьми на плотах ездит. Бедный человек. Ты представляешь, как ему туго приходится: вместо того, чтобы по зову сердца в красоте да в благолепии, он тащится на эту вонючую реку, да еще с двумя сопливыми ребятишками. Человек долга! Катька, я его обожаю. И за эту речку-вонючку еще больше.

Татьяна провальсировала мимо Кати.

– В движении смотри, в движении. Никаких швов, а?

– Да-а, – опять протянула Катя.

А что ей еще оставалось говорить? То, что Татьяна осталась той же Татьяной, с тяжелым задом, мускулистыми руками и странными завитушками на голове?

– А шея? Нет, ты на шею посмотри! – Таня встала боком, выпятив достаточно большой живот. – Ты видишь? Десять лет точно долой! Или пятнадцать?

– Или! – подтвердила Катя.

– По коньячку не предлагаю: доктор просил пока не усугублять, антибиотики еще пью. Знаешь, не все гладко прошло. На второй день затемпературила, краснота пошла. Думаю, заражение они мне внесли, иначе с чего? И эти полудурки сразу забегали, забегали. Ну, сама знаешь, как это у нас бывает: сначала напортачат, потом исправлять давай. Думала, все, Бобик сдох. А ниче! Оклемалась! И вот она, вторая молодость!

Катя вспомнила про Татьяну через месяц: поняла, что та куда-то пропала, не звонит. Так что нужно было все же сделать звонок, из вежливости.

– Да? Что тебе? – сухо проговорила в трубку Татьяна. Катя опешила от такого приема.

– Говорить не можешь? Не одна в кабинете?

– Почему, – усмехнулась Татьяна, – одна. Только что говорить-то?

Катя, поперхнувшись, произнесла:

– Ну ладно, тогда пока.

Через пять минут Татьяна перезвонила:

– Обиделась? – И, не дождавшись ответа: – Козел нищий. Просто козел. Заявление написал, представляешь, об уходе. Вот и пусть в дерьме своем моется.

– Таня.