За землю Русскую

Не скрылось солнце, когда Александр велел трубить сбор.

На пути в городок он подозвал Олексича и сказал:

— Пойдешь с отроками в вотчинный городок, Олексич. Что молвить тебе попу, правителю вотчинному, после наказ дам. А как побываешь в вотчине, до отъезда в Новгород навестишь на Мшаге домников. Скажешь им волю: отныне быть их погосту княжим погостом. Вели, чтобы жарче горели домницы. Дадут много железа — от дани обелю и не смердами велю называться, а посадскими жителями.

Не давая отдыха ни себе, ни коню, Ивашко ехал по лесной дороге. Расставшись со старцем, он острее почувствовал бездонную глубину своего горя. Кажется, самое страшное, что бы ни сказал старец об Олёнушке, не могло сравниться с неизвестностью. Погибла ли Олёнушка лютою смертью на пожарище, или ее, связанную и обессиленную, бросили в сырой поруб? Ивашке представлялись мучения Олёнушки; он видел ее окровавленною, видел руки врага, которые тянутся к ней… Вотчинный ключник, чье появление принесло гибель Даниле и Олёнушке, почему-то казался Ивашке похожим на огромную хищную птицу. И если налетал ветер и под его порывами бор по сторонам дороги гудел, то будто слышался в этом гуле свист черных крыльев, злобное карканье, похожее на сухой треск сломанной бурей и рушащейся на землю лесины.

Что сказать князю? Как примет Александр Ярославич весть о злодействе вотчинного правителя? Мало ли гибнет на Руси смердов и холопов от воли правителей монастырских и боярских вотчин! Заступит ли князь Данилу? Если не заступит… При этой мысли Ивашку вновь охватывало желание — повернуть коня в вотчинный городок, раскидать тын и все, что встретится на пути. Но рассеивался пёред взором мутный туман, впереди возникал слабый-слабый свет надежды. Жив Данила. Князь Александр справедлив, поможет спасти от лютой смерти лесного жителя. Тогда из уст Данилы Ивашко услышит правду об Оленушке. Искать ли ее молодцу, или на веки вечные останется ему только память о ней?

Солнце скрылось за синюю даль бора. Над ясною гладью Шелони занимались легкие и прозрачные дымки вечернего тумана, когда Ивашко въехал в ворота городка и спешился у въезжей избы. Усталый конь тяжело дышал, хлопая боками; в пахах и на груди его белыми клубами мылилась пена.

— Эко, молодец, коня-то упарил, — громко сказал дворский Клим, подходя к Ивашке. — Разводить его надо.

Ивашко взглянул на Клима, будто не узнавая.

— Князь… вернулся ли? — спросил.

— Почивает у себя в горнице.

Клим подошел ближе и пристально взглянул в лицо дружинника. В сумерках вечера лицо Ивашки казалось серым, словно от него отлила кровь.

— Не зверь ли поцеловал тебя, молодец? — спросил Клим. Голос его прозвучал тревожно. — Коня умаял, да и сам… Иди отдыхай, а к коню отрока кликну.

…Александр, вернувшись в городок, не выходил из горницы, и никто его не тревожил. В городке тихо. Ловцы спали, кто на сеннике, кто во въезжей избе. Кроме Клима, Ивашко на дворе никого не встретил. Хотелось ему скорее рассказать князю о пожарище на Даниловой поляне, о том, что слышал в бору от старца про горькую участь займищанина. Но почивает Александр. Мрачные думы снова сжали сердце Ивашки. Он сел на выступок крыльца и привалился к стене.

На дворе потемнело. В глубокой синеве неба зажглись звезды. Над рекою высоко поднялась луна. От света ее по двору легли длинные резкие тени. Всхрапнул под навесом и стукнул копытом чей-то конь. Ивашко не заметил, как у него закрылись глаза. Утомленное долгой ездой, горем и волнением, тело его словно оцепенело. И вдруг открылся перед ним ясный день. Ивашко увидел берег Шелони, знакомую, плотную стену ольшаника и там, в зелени его, Олёнушку. Она говорила что-то, но ветер относил слова. Ивашко попытался приблизиться к ней, но у него отяжелели ноги; нет сил их поднять. «Олёнушка!»— крикнул он и сам не услышал своего голоса. Ждал, что девушка, увидев его, подойдет ближе, но кусты ольшаника внезапно превратились в цепкие нити перевесища. Олёнушка пыталась рвать их руками, но нет, цепкие нити опутывают ее плотнее. Что-то тяжелое и темное навалилось на Ивашку. Он очнулся и открыл глаза.

Луны не видно — она скатилась за избы городка. Рядом, на крыльце, воевода Олексич.

— Ивашко, проснись, друг! — тормоша за плечо дружинника, говорит он. — До избы-то, знать, ноги не донесли тебя?

— Вечер еще? — спросил Ивашко осматриваясь.

— Не вечер, друг, уже светает. К коням я вышел, а дворский Клим, встретив меня, сказал, что ты вечером не в себе был, будто пьян.

— Нет, Олексич, капли не губил хмельного. Слово у меня князю на вотчинного правителя, — Ивашко поднялся и стряхнул наконец с себя сон. — Спалил вотчинный правитель займище Данилы; самого займищанина вверг в поруб, Олёнушка… Не ведаю, где она. Уберегла себя от ворога и позора или…