«За землю, за волю!» Воспоминания соратника генерала Власова

Но я забежал далеко вперед, вернемся к Платлингу. Большую моральную помощь оказало пленным наше духовенство, выхлопотав себе разрешение каждую неделю служить в лагере всенощную и литургию. Помимо этого, отец Георгий Граббе часто бывал там и помогал людям, чем мог. Особую услугу тогда оказал пленным и архиепископ Автономов. Дело в том, что, будучи по происхождению донским казаком, он получил назначение в Германию для католиков восточного обряда непосредственно от самого Папы и поэтому легко получил аудиенцию у командующего Третьей американской армией генерала Трускотта, в ведении которого находились наши пленные. Собравшись на прием у командующего, Автономов предложил мне сопровождать его, на что я охотно согласился и таким путем получил возможность информировать генерала о личности самого Власова и о его движении. Автономов очень хорошо построил свою речь духовного лица, которое хорошо знает страшную действительность в Советском Союзе и просит генерала дать ему возможность быть духовником для людей, которых посылают на смерть. После этого он передал слово мне. Я постарался коротко обрисовать личность генерала Власова и идею его освободительной борьбы и попутно бросил англо-американцам укор в их неожиданно враждебном отношении к Власову и его последователям. Генерал Трускотт терпеливо выслушал не только наши пояснения, но и обвинения, поблагодарил нас за столь смелые и откровенные слова, сказав, что американскому народу очень приятно будет услышать мнение русских патриотов, и если бы судьба пленных зависела бы от него, он сегодня же дал приказ выпустить их на волю, но он солдат и получил приказ выдать их Советам. «Обратитесь к главнокомандующему, может быть, он сможет вам помочь». Вслед за тем американский офицер, стоявший тут же, спросил меня по-русски: «Вы тоже власовец?» Я ему ответил, что на этот вопрос я отвечу только генералу, но генерал не счел нужным спросить, кто я такой. Прием кончился приглашением нас начальником штаба командующего на обед в офицерской кантине, а затем приглашением на кофе у армейского капеллана, где присутствовал и армейский раввин.

Практическая сторона этого посещения заключалась в том, что генерал сказал, что он получил приказ пленных в Платлинге и других лагерях выдать Советам, но он назначит комиссии в лагерь для опроса людей, и если среди них есть пострадавшие от советского режима, то те не будут выданы, а нас он просит направить переводчиков для комиссий, если таковые найдутся. Что мы тогда и сделали.

В заключение по просьбе Автономова Трускотт дал разрешение ему и двум сопровождающим посещать лагеря для военнопленных на территории, занятой Третьей армией. Благодаря этому мы два раза были у Меандрова в Ландсхуте (с ним сидели советские генералы Айсберг и Севастьянов и три генерала старой царской армии, которых потом освободили) и два раза побывали в Платлинге, где я давал инструкции начальникам блоков в духе высказываний командующего армией. К моему несчастью, люди стали относиться скептически к моим словам, и, когда их допрашивали комиссии, большинство отвечали в духе власовских установок: что, мол, пошел к Власову для борьбы за освобождение моей родины от коммунистической диктатуры. Все эти идейно честные люди, у которых язык не повернулся хотя бы на словах отказаться от своей идеи, были рыцари, и за это потом их выдали. Тогда мне было стыдно за себя, что я кривил душою, а они твердо защищали свою идею, но ведь я кривил душою, чтобы их спасти. Если бы я очутился в их положении, и я бы отвечал, как они, потому что никогда не уклонялся от ответственности да и Власову предложил оставить меня в Фюссене для переговоров с американцами, как его уполномоченного, думая, что тем самым заслоню и спасу его.