«За землю, за волю!» Воспоминания соратника генерала Власова

На первых порах благодаря заботам Жиленкова мы получили два небольших пополнения, благодаря чему сформировали один стрелковый батальон, хозяйственную роту, офицерскую запасную роту и команду пропагандистов. Формирование было названо Гвардейским батальоном РОА. С первого же дня начались интенсивные занятия в ротах и командах. Прошло немного времени, как батальон превратился в образцовую воинскую единицу. Одновременно и команда пропагандистов заметно вклинилась в жизнь крестьян соседних деревень, ибо каждый день с утра до вечера крестьяне стали осаждать наш штаб своими просьбами, жалобами и заботами.

Утром и вечером при церемонии подъема и спуска флага люди приходили не только из окружающих деревень, но и из города наблюдать за церемонией. Но самое главное — вопрос о формировании бригады с места не двигался. Жиленков и Иванов часто выезжали в Берлин хлопотать, но ЭСД было глухо ко всем просьбам. Мы со своим батальоном вынуждены были вариться в собственном соку. За вес лето пребывания в Стремутке мы два раза принимали участие в параде вместе с немецкими летчиками и три раза по заданию коменданта города вышли на операцию но освобождению деревень, занятых партизанами. И все три раза партизан и не видели, потому что они приходили в деревни за продуктами и не задерживались.

Не удержусь сказать, что 13 августа полковник Гиль, любимец ЭСД, со своим полком перешел к партизанам (при переходе расстрелял своего начальника штаба и нескольких немцев)[20] и вместе с партизанами захватил узловую станцию Крулевчизну, а вслед за тем повел наступление на Глубокое, но подоспевшая эсэсовская дивизия отбила его наступление и очистила и Крулевчизну. Для нас этот поступок Гиля не был неожиданностью, мы удивились только, что это произошло так поздно, но для друзей Володи это был большой конфуз. Что касается штаба ЭСД в Берлине, то подвох Гиля окончательно отбил у них охоту обзавестись еще какой-то новой русской бригадой.

Неизбежное постоянное соприкосновение наших офицеров и солдат с местным населением в Стремутке приводило к необходимости заниматься с людьми интенсивно, пока они сами не освоят идеи и задачи антикоммунистического движения, чтобы воплощать их в жизнь. Должен заметить, что за все время нашего пребывания в Стремутке не было ни одного эксцесса наших людей с местным населением. Люди искренне полюбили наших гвардейцев, и те относились заботливо к населению.

Приведу несколько примеров из взаимоотношений Гвардейского батальона РОА и местного населения:

1) Как-то утром приходит женщина с грудным ребенком на руках и предлагает его нам. Я в недоумении спрашиваю, в чем дело. Женщина говорит, что вчера немцы пришли в деревню, собрали женщин, посадили на грузовик и увезли; в том числе и мать ребенка, а родных никого нет; ребенок все время плачет и умрет с голоду. Где его мать, никто не знает. Нам пришлось снабдить ее деньгами, чтобы она ухаживала за ребенком, а самим через полевую комендатуру вернуть мать.

2) Как-то глубокой ночью шел проливной дождь. Ко мне постучал дежурный офицер и сообщил, что пришла какая-то девушка. Я оделся и вышел. У дверей стояла совершенно бледная худая девушка, волосы и платье прилипли к телу, вокруг нес образовалась целая лужа. Не дождавшись моего приветствия, она крикливым голосом спросила: «Вы будете здешним начальником?» Я ответил, что да, и, по правде сказать, ждал или удара ножом, или выстрела из пистолета, так она выглядела. Но она закричала; «Называете себя освободителями! Кого от кого освобождаете? Не видите, что ваши немцы с нами делают?» Но тут я прервал ее словами: «В чем дело? Разве вы не можете говорить спокойнее, что вас привело к нам в такую погоду?» Тут она расплакалась навзрыд, а успокоившись, рассказала о своей беде. Оказалось, что она пришла к нам из леса, где скрывается от немцев, чтобы те не увезли ее на работы. Она единственная дочь глубоких стариков, которые без нее умрут с голоду. Но теперь они голодают дома, а она в лесу. Дольше терпеть стало невозможно, и она пришла просить помощи. В целях безопасности она выбрала глубокую дождливую ночь. Выглядела она просто покойницей и от дрожи стучала зубами.

Пришлось разбудить повара и каптенармуса, чтобы дать ей переодеться, накормить и устроить ее на кухне спать. Утром я поехал с нею в полевую комендатуру, в Кресты, и выхлопотал ей освобождение от нарядов. С комендантом полевой комендатуры Псковского района я был в хороших отношениях и как-то обратил его внимание на безобразное поведение и злоупотребления его людей, кстати, русских, забирающих в деревнях матерей грудных детей или кормильцев семьи. На это полковник озабоченно сказал, что сам знает, что происходит в деревнях, но что ему делать, если леса полны мужчинами и в деревнях остались одни женщины и старики. А их командование намечает какое-нибудь наступление и заранее требует от него рабочую силу для приведения в порядок дорог и мостов. Что же ему в таких случаях остается делать?