За железный занавес

— Прошу любить и жаловать, Андроник Гевондович, это инженер Званцев Александр Петрович, под руководством которого будет монтироваться ваше волшебное устройство в Америке. Познакомьте его со своей магией во всех деталях.

Корабль, несмотря на свою величину, причалил вплотную к дебаркадеру, откуда по парадному трапу для прибывших к пассажирам поднимались таможенные чиновники. Все в широкополых шляпах, похожих на ковбойские, но лишь с полями, по-другому загнутыми.

Тяжело ступая по палубе, подошел наш «старшина» Николай Михайлович Казанцев, ростом и манерой говорить и даже именем напоминая нашего Николая Зосимовича.

— Мне нужна дама! — объявил он.

— Какая? — игриво отозвались девушки. — И зачем?

— Ну та самая, которая «сдавала в багаж диван, чемодан, саквояж, картину, корзину, картонку» и говорит по-английски. Проследить надо за нашим багажом.

Для скорости вместе с нами плыло оборудование выставочного павильона.

Николай Михайлович выбрал себе переводчицей Лизу Халютину, может быть, наиболее подходящую ему по комплекции.

— Не забудьте маленькую собачонку! — крикнул им вслед Вин Виныч.

Но полагавшаяся даме, по Маршаку, «маленькая собачонка», болтая в воздухе вместо лапок колесами, подхваченная могучим портовым краном, совершала воздушное путешествие, чтобы опуститься на американскую землю. Так прибыл в Америку наш павильонный ЗИС-101.Не раз послужит он нам для поездок в город из нью-йоркского пригорода Фляшинга, где раскинулась территория выставки.

Эту нашу «собачонку» мы увидели, выйдя на трехэтажную улицу, на втором этаже она пересеклась поперечной магистралью, а над нею проходила надземная железная дорога, которую по контракту прошлого века нельзя было тронуть. И паровые поезда, вопреки желанию горожан и здравому смыслу, по закону бизнеса задымляют городской воздух.

Среди многих паркующихся автомашин мы увидели наш ЗИС-101. Из-под него торчали чьи-то ноги.

— Никак задавил кого-то, — испуганно произнес Вин Виныч.

— Да нет! — успокоил Николай Михайлович. — Просто американцы представить себе не могли, что в нашей дикой стране, «где медведи по улицам ходят», автомобили делают. И ощупывают со всех сторон. Их интересует и устройство дифференциала, и задних тормозных колодок. Вот и залез Фома неверный под советскую машину руками все потрогать, — с усмешкой закончил наш староста.

Действительно, нам с ним пришлось проталкиваться через толпу любознательных нью-йоркцев, чтобы попасть в машину.

Николай Михайлович сел рядом со взявшимся за руль мистером Бронксом, работником Амторга, советского торгового представительства. Мы с Вин Винычем, Лизой Халюти-ной и двумя ее подругами втиснулись в салон. Остальных прибывших забрала присланная из Амторга машина. Нас развезли по дешевым отелям, отнюдь не напоминавшим голливудские декорации американских картин. Не было шикарного вестибюля, и портье у доски с ключами сидел за жалкой конторкой. Предоставленный мне номер смахивал на одиночную камеру.

Огромная территория выставки походила на последний день Помпеи, прокрученный всесильным Временем назад. Строения не рушились, а возводились, и земля между павильонами была покрыта не грудами пепла из Везувия, а строительным мусором. Но толпа словно очумелых людей была той же и состояла главным образом из временных рабочих, нанятых из числа безработных.

Таким же временным работником Амторга был и мистер Бронкс, взятый Амторгом на время выставки за знание русского языка и всевозможных технических фирм. Располагались они в Даунтауне, то есть в нижнем городе, бывшем голландском поселке у порта Нью-Амстердам, с беспорядочно расположенными грязными улицами. Все не так, как в чистом верхнем городе с его «джентльменскими» просторными авеню, с геометрической точностью пересекающими их стритами под номерами, и единственным косо разрезающим и авеню, и стриты знаменитым Бродвеем с бесчисленными театриками и увеселительными заведениями. Даунтаун был контрастом верхнему городу, где брошенные газеты подбирались армией негров с заостренными палками. Попав сразу на бумажную фабрику, многостраничные фолианты превращались там в чистые листы. Пригород Фляшинг, где создавалась выставка, не походил на американский город в представлении человека, побывавшего в Нью-Йорке. Вернее, он был настоящим американским городком, тихим и патриархальным, без небоскребов, а состоящим только из одних стандартных коттеджей.

В одном из них мы и сняли вдвоем с Вениамином Вениаминовичем комнату. Добродушный хозяин, четверть века проживший здесь, так и не постиг английский язык, упрямо называя Нью-Йорк «Нев-Йорком», как он пишется. Зато нас с Вин Винычем он принял как родных за то, что, войдя из передней в гостиную на первом этаже, где застали гостей хозяина, приветствовали всех словами:

— Добрый вечер.

— Чехи? — спросил кто-то, отвечая нам по-чешски: — Вечер добрый!

Нам отвели комнатку на втором этаже, опрятную и удобную.