За живое (СИ)

– Я не слышу, – адский лекарь наконец выпрямился и посмотрел на меня, – как бьётся его сердце.

Вельзевул склонился над его лицом: два вдоха, тридцать толчков на грудную клетку, руки не сгибаются в локтях. Потом ещё раз – всё то же самое. Ни одна мышца не дрогнула, только губы стали ещё бледнее, проявился синеватый оттенок едва заметно. Вельзевул отступил, растеряно опуская руки, и глаза у него сделались как будто стеклянные.

– Чёрт, да я ведь уже закончил, чего же ты потерпеть не мог.

– Он, что? Умер? – в груди болезненно ёкнуло. Вот сдалась-то мне одна единственная жизнь, я ведь отнимаю их десятками… – И это всё? Просто так отпустишь его?

– Здесь больше ничего не сделаешь, – Вельзевул всё никак не мог оторвать от бесёнка взгляд.

Он был такой растерянный и беспомощный, а теперь лежит застывший.

Да твою мать, как будто что-то могло пойти так, пока я рядом!

Два вдоха, тридцать толчков на грудную клетку, руки не сгибаются в локтях.

– Лилит, не надо уже, это бесполезно.

Мне на плечо легла тёплая ладонь, но я дёрнулась, скидывая её.

– Просто рот закрой. Не может такого быть, чтобы умер.

Я все время отнимаю жизни, дай мне хоть одну спасти.

Говорят, упорство, это сильная сторона личности, а упрямство – это как бестолку биться головой о стены и оно никогда и ни к чему хорошему не приводит. Мне сейчас просто не хватает духу отступить, мной сейчас овладело упрямство, тупое лобовое упрямство, которым и в самом деле ничего не достичь.

Ещё раз.

– Ну заводись! Ну пожалуйста, – заклинание-мольба-крик-о-помощи. – Ну давай!

Два вдоха, тридцать…

– Бьётся! – неожиданно подскочил Вельзевул.

…что? Его слова ещё раз отдались эхом в ушах и взгляд замер, задержавшись на полу, там, где едва заметно подрагивал длинный бесёнков хвост. Через пару секунд я и сама бессильно сползла туда, ероша волосы.

Бьётся.

– Всё… Всё теперь будет хорошо, – Вельзевул подал мне руку, и пришлось за неё взяться, потому что силы разом испарились куда-то, и сама бы я ни за что не поднялась на ноги.

Чувствовала, будто это меня только что выдернули из небытия. Он все ещё не отпускал мою руку, и так получилось, что смотрели мы друг другу в глаза. И, Дьявол, Дьявол, как глупо и как тепло. Я кое-как попыталась улыбнуться, но вдруг поняла, что словно из ниоткуда подступают слёзы, отпрянула, как обожжённая, и поспешно вышла за дверь.

***

Зелёный чай с мёдом – так пахнет под дверью его кабинета. И это странно, необычно, не связывается в моём сознании с привычными запахами Пандемониума, особенно тех его коридоров, в которых я бываю чаще всего. И если честно, меня тянет смеяться, хохотать во всю глотку, потому что чего ради я вообще стою под его дверью далеко за полночь, зачем пришла, на что надеюсь? И тяну, потому что прекрасно знаю, если сейчас переступлю порог этой комнаты, небо на землю не упадёт, а реки не потекут вспять, но… Просто в мире есть грани, которые лучше не нарушать, и вот это она, такая грань, и я всё равно нарушаю её, подаюсь вперёд, ручка даже не скрипит под пальцами, и дверь поддаётся на удивление легко.

– Здравствуй, – Вельзевул сразу же поднимает от бумаг уставший, немного рассеянный взгляд и на секунду даже кажется удивлённым, – Лилит.

– Тебе тоже всех благ.

Я прикрываю за собой дверь, прижимаюсь к спиной к резной поверхности, ощущая кожей каждый её изгиб, и замираю.

Все, что я чувствую сейчас – это беспомощность, как будто пришла с покаянием. Ну, и ещё у меня дрожат губы.

Он не спрашивает, ни зачем я пришла, ни когда уйду, он не спрашивает вообще ничего, просто смотрит выжидательно – и всё. Кабинет освещает неровное мерцание одной единственной свечи, поэтому лица адского лекаря не рассмотреть, но это к лучшему.

– Я хотела узнать, как его зовут, – на секунду замолкаю вынужденно и напряжённо, стараясь удержать в себе второй вопрос. – И всё ли с ним в порядке.

Но он срывается с губ почти одновременно с первым, порождая горькое желание прикусить язык так, чтобы вообще пропала возможность говорить хотя бы ближайшие недели две.

Отвратительная, вызывающая омерзение искренность.

– Уже совсем скоро пойдёт на уверенную поправку. Зовут его Вассаго, он в разведке у Халпаса служит, там ему и перепало. На последнем задании. Спасибо тебе, что помогла… – едва он только начал говорить, губы Второго властителя тронула улыбка, но голос… в голосе вдруг просквозило не то отчаяние, не то боль, что-то терпкое, тягучее, неприятное. Совсем на него не похожее. Просквозило и исчезло, сменившись привычным теплом, но поздно. – Присядь, попей чайку.

Меня от этого голоса – в дрожь, в холод, будто поставили на продуваемый всеми ветрами край пропасти. И не то, что бы я хотела туда заглядывать, понимать, впитывать всю эту чужую боль, мне и своей хватает. Он ведь даже слова подобрал – одно к одному – равновесие и спокойствие, не подкопаешься. А голос выдал, хотя ему очень хотелось верить, что нет.

– Благодарю. Я всего на секунду зашла.

И я не тот человек, с которым стоит откровенничать, не тот, кто достоин этого хоть немного, и…

– Сядь. А то запру в кабинете.