За живой и мертвой водой

— Но ведь вы не поддержали нас в начале войны с большевиками, — с грустным укором сказал Вепрь. — Вы арестовали, наше правительство и наиболее активных членов ОУН.

— Это уже принадлежит истории! — отрезала Оксана.

— Хорошо, не будем трогать историю, — снисходительно улыбнулся Вепрь. — Но Малый должен понять, что мы потеряли драгоценное время, нужное для организации государственного аппарата, подготовки людей и армии. Мы вынуждены брать молокососов, желторотых мальчишек и ставить их на ответственные посты. Эта глупая, возмутительная история, в какую вы попали… Ничего подобного не произошло бы, если бы Месяц имел хотя бы такую подготовку и опыт, какие имеет ваш рядовой гестаповец.

Огорчение окружного, очевидно, было искренним. Он умолк на несколько секунд, лежал, устремив взгляд в потолок, кусая губы.

— Вы, конечно, знаете, что случилось на железной дороге? Сотней, напавшей на эшелон, командовал отважный, но совершенно не разбирающийся в политике человек. Я понимаю ваше возмущение — огромная потеря, эшелон с танками… Передайте Малому, что прискорбный эпизод у Братына — это случайность, недоразумение. Да, да несчастный случай!

«Неужели кто–то из оуновцев совершил на железной дороге диверсию против гитлеровцев? — подумала Оксана. — Вепрю можно верить — он сокрушается, оправдывается…»

— Да, но все–таки… — сурово, словно ее не удовлетворили объяснения Вепря, сказала девушка.

— Пани, поверьте, чистая случайность. Мы на войне, а на войне могут быть жертвы и от своего оружия. Мы наказали виновника этой трагедии, наказали жестоко. Бывший командир сотни Богдан осужден специальным трибуналом и расстрелян как большевистский агент, пробравшийся в наши ряды. Я лично присутствовал при расстреле…

— Этот Богдан был действительно связан с большевиками?

Вепрь несколько секунд обдумывал ответ, сказал решительно:

— Нет, не был. Но это не имеет значения… Сейчас мы находимся в сложной и трудной обстановке. Поверьте, нам не так–то легко убеждать темные массы в том, что немцы наши друзья, союзники. Поэтому мы должны идти на хитрость: всех, кто вздумает обратить оружие против немцев, мы будем обвинять в связи с Советами, всех будем жестоко карать как большевистских агентов. Обязательно передайте это Малому. Передайте, что мы остаемся верными своему союзническому долгу. У нас общий и страшный враг — Советы, большевики. И вы сами смогли убедиться, мы уже сейчас ведем с ними борьбу и несем жертвы.

— Господин Вепрь… — начала Оксана, но окружной, слабо улыбнувшись, поправил ее.

— Друже… Называйте меня — друже Вепрь. В целях конспирации.

— Друже Вепрь, вы говорите о жертвах. Но что ваши жертвы по сравнению с теми, какие несут сейчас на Восточном фронте немецкие солдаты — цвет Германии, — защищая Европу от большевистско–азиатских орд? — Это была почти точная цитата из статьи в газете «Волынь», которую Оксана прочла перед отъездом.

Кажется, Вепрь разозлился, улыбочка его стала язвительной:

— Если Малый послал ко мне пани, то я могу надеяться, что она разбирается в обстановке, политике и мне не придется объяснять ей самые простые вещи?

— Нет, не придется, — в тон Вепрю сказала Оксана. — Но вопрос о жертвах я не считаю простым.

— Всему свое время. Я хочу спросить пани: почему немцы вдруг стали такими добрыми к нам, оуновцам? Вы выпустили почти всех арестованных оуновцев, снабжаете нас оружием, даете в наши военные школы своих инструкторов, помогаете организовать службу безопасности.

— Этого требует политика, — не моргнув глазом, сказала Оксана.

— Прекрасно! Пан советник очень умный человек и знает, что он делает… Мы ему благодарны. Я еще об одном хочу спросить пани — где, по ее мнению, будут находиться советские войска через полгода или, скажем, через год? Мы говорим с вами откровенно, не так ли?

Отвечать нужно было как можно туманней.

— Я поняла вашу мысль… Малый нарисовал мне картину возможных событий.

— А он сказал вам, что немецкие войска вынуждены будут покинуть эту территорию и сюда придут Советы? — не отставал окружной.

— Не исключено… Мы сделаем это в целях выравнивания линии фронта.

По лицу Вепря разлилась откровенно–насмешливая улыбка, но он тут же мучительно скривил губы и простонал едва слышно.

— Извините… — сказал он, томно улыбаясь. — Свежая рана. Это пройдет… Мы говорили с вами…

— О том, что произойдет, когда мы сократим линию фронта, — подсказала Оксана.