Забастовка телефонов

Буццати Дино ЗАБАСТОВКА ТЕЛЕФОНОВ

В день забастовки с телефонами творилось что-то неладное. К примеру, говоришь с кем-нибудь, и вдруг в разговор врываются чужие голоса, да и самого тебя слышат другие.

Часов в десять вечера я минут пятнадцать пытался дозвониться приятелю. Не успел я набрать последней цифры, как стал невидимым участником чьего-то разговора, потом второго, третьего, и вскоре началась полнейшая неразбериха. Это была как бы общая беседа в темноте, каждый внезапно вступал в нее и столь же внезапно исчезал, так и оставаясь неузнанным. Поэтому все говорили без обычного притворства и стеснения, и очень скоро создалась атмосфера общего веселья и легкости, свойственная, верно, удивительным и сумасшедшим карнавалам прошлого, эхо которых донесли до нас старинные легенды.

Вначале я услышал голоса двух женщин, беседовавших — не правда ли, странно… — о нарядах.

— Ничего подобного, я ей говорю: мы же условились — юбку вы мне сошьете к четвергу, сегодня уже понедельник, а юбка все еще не готова.

Знаешь, что я ей сказала: дорогая синьора Броджи, оставляю юбку вам, носите себе на здоровье, если она вам подойдет…

У женщины был тонкий, писклявый голосок, и она тараторила без передышки.

— Умнее не придумаешь, — ответил ей молодой, приятный и ласковый голос с эмилийским акцентом. — И что же ты выиграла?

Пожалуй, она словчит и тебе материал подменит. От этой особы всего можно ждать.

— Ну, это мы еще посмотрим. Я и так чуть не задохнулась от ярости.

Ты себе даже представить не можешь, как я разозлилась. И я еще должна терпеть такое. Ты, Клара, когда пойдешь к ней, прошу тебя, все ей прямо в глаза скажи, что так не обращаются с клиентами; сделай такое одолжение. Кстати, Коменчини мне тоже говорила, что больше не будет у нее шить, потому что она ей испортила красный труакар. В нем Коменчини, бедняжка, на пугало похожа. Вообще с тех пор, как эта особа стала модной, она совсем обнаглела. А помнишь, еще два года назад она юлила перед нами, рассыпалась в комплиментах и уверяла, что просто счастлива шить для столь элегантных синьор; теперь же с нее самой надо пылинки сдувать. Она даже говорить стала по-иному, ты заметила, Клара? Заметила, да? Завтра я иду к Джульетте, и мне просто нечего надеть. Что ты мне посоветуешь?

— Но ведь у тебя, Франкина, гардероб ломится от платьев, — очень спокойно ответила Клара.

— Что ты, все это — дикое старье; последний костюмчик я сшила прошлой осенью, помнишь, такой хорошенький, фисташкового цвета. К тому же мне…

— Знаешь, а я, пожалуй, надену зеленую широкую юбку и черный джемпер, черное всегда к лицу. А ты как думаешь?.. Может, все-таки лучше надеть шелковое платье? Ну, то, новое, серое. Хотя оно скорее вечернее, тебе не кажется?

В этот момент ее перебил грубый мужской голос:

— Вы вот что скажите, синьора, почему бы вам не вырядиться в платье цвета выжатого лимона, а на голову хорошо бы водрузить мамину соломенную шляпу с тесемками?

Молчание. Обе женщины сразу умолкли.

— Что же вы не отвечаете, синьора? — продолжал незнакомец, подражая римскому диалекту. — Какие новости из Феррары? Кстати, как это у вас, синьора Франкина, до сих пор язык не отвалился?

Представьте себе, вдруг он откажется служить. Вот будет несчастье.

Верно?

Несколько человек дружно рассмеялись. Остальные наверняка так же, как и я, молча слушали.

Тут уж Франкина не удержалась и сердито зачастила:

— Вы, синьор, не знаю, как вас зовут, просто невежа, вернее, даже грубиян: во-первых, потому, что непорядочно подслушивать чужой разговор, это всякий воспитанный человек знает, во-вторых…

— Ого, да вы мне целую лекцию прочитали! Ну, не сердитесь, синьора или, возможно, синьорина… Ведь я просто пошутил… Извините меня! Если бы вы со мной познакомились, то, может сменили бы гнев на милость.

— Бог с ним! — посоветовала Клара подруге. — Стоит ли обращать внимание на такого мужлана! Повесь трубку, я тебе потом перезвоню.

— Нет, нет, подождите секунду. — Эти слова принадлежали другому мужчине, судя по голосу, более вежливому и, я бы сказал, более опытному. Еще два слова, синьорина Клара, а то мы и не встретимся никогда!

— Подумаешь, не велика беда.

Внезапно в разговор, перебивая друг друга, ворвалось сразу несколько голосов.

— И как вам только не надоест болтать, сплетницы! — возмущалась женщина.

— Это вы сплетница, нечего в чужие дела нос совать!

— Это я-то сую нос! Да я…

— Синьорина Клара, синьорина Клара (голос явно принадлежал мужчине), скажите номер вашего телефона. Не хотите? А я, знаете, каюсь, всегда питал слабость к римлянкам — ну как магнитом к ним тянет.

— Я вам его потом дам, — отвечал женский голос (видимо, Франкина). Разрешите, однако, узнать, кто вы?

— Я-то? Марлон Брандо.

— Ха, ха, — дружно рассмеялись невидимые собеседники.

— Боже мой, до чего же вы остроумны…

— Адвокат, адвокат Бартезаги! Слушаю, слушаю, это вы? (Голос принадлежал женщине, до сих пор не вступавшей в разговор).

— Да, да, я. Кто говорит?