Забавная Библия (с иллюстрациями)

Узнав об этом убийстве, Давид заявил, что он здесь ни при чем.

– Пусть кровь Авсиира, – воскликнул он, – падет на голову Иоава.

Он устроил даже пышные похороны бывшему главнокомандующему армии ею противника (ст. 20-39).

Положение Иевосфея было невеселое; большинство сторонников покинули его. Двое из его военачальников – Баана и Рихав пробрались однажды в жаркий день, когда он отдыхал после обеда, к нему в комнату и задушили его. Гордые этим сомнительным подвигом и рассчитывая на царскую награду, они принесли Давиду голову Иевосфея. Давид в награду приказал сначала отрубить им руки и ноги, а затем оба они были повешены на одной виселице на берегу Хевронского пруда. Голову же Иевосфея погребли в Хевроне, в гробнице Авенира (гл. 4).

Процарствовав семь с половиной лет в Хевроне, Давид царствовал еще 33 года в Иерусалиме, который принадлежал иевусеям и которым он овладел, когда все двенадцать колен израильских объединились под его скипетром. Давид жил в крепости, которую назвал городом Давидовым и обстроил кругом и внутри. Хирам, царь тирский, прислал к нему плотников и каменщиков, «и они построили дом Давиду» (гл. 5, ст. 9-11).

Отметим, что летописи Тира ничего не говорят об этом посольстве и нигде не упоминают имени Давида. Как бы там ни было, история оседлого еврейского народа начинается, собственно говоря, со взятия Иерусалима. До тех пор евреи были бродячими ордами. Они жили грабежами и странствовали от одной горы к другой, из пещеры в пещеру, не умея устроиться по-человечески и укрепиться на одном месте. Иерусалим был расположен на пути караванов, ведших торговлю с финикиянами. Местоположение его было очень удобное. Почва, правду сказать, там камениста и бесплодна, но зато три холма, на которых расположен Иерусалим, значительно укрепляли его в военном отношении. По-видимому, у Давида ничего не было для того, чтобы строить более или менее прочные дома, раз тирский царь Хирам послал ему и лес, и каменщиков, и плотников. Не понятно, однако, чем мог бы платить Давид Хираму и какие вообще взаимоотношения могли быть у них.

«Давид находился, – говорит Вольтер, – во главе народа, который, после долголетнего рабства, должен был быть очень беден. Добыча, которую он мог собрать во время своих набегов, не могла особенно обогатить его, ибо и сам он не упоминает ни одного богатого разграбленного им города. В конце концов еврейская история не дает никаких подробностей относительно тогдашнего состояния Иудеи, и мы совершенно не знаем, как взялся Давид за управление страной».

Как только Давид увидел себя хозяином Иерусалима и его окрестностей на расстоянии 25-30 километров, он взял «еще наложниц и жен из Иерусалима… И родились еще у Давида сыновья и дочери» (гл. 5, ст. 13-14).

Закончив свои личные дела, Давид стал подумывать о приличной квартире и для бога, вернее, для «ковчега завета».

«И собрал снова Давид всех отборных людей из Израиля, тридцать тысяч. И встал и пошел Давид и весь народ, бывший с ним из Ваала иудина, чтобы перенести оттуда ковчег божий, на котором нарицается имя господа Саваофа, сидящего на херувимах. И поставили ковчег божий на новую колесницу, и вывезли его из дома Аминадава, что на холме. Сыновья же Аминадава, Оза и Ахио, вели новую колесницу» (2 Царств, гл. 6, ст. 1-3).

Но когда кортеж добрался до гумна Нахона, быки чуть было не опрокинули «ковчег». Оза схватил его руками. Тогда зажегся против Озы гнев божий за дерзновение, и бог поразил его смертью там же, «у ковчега» (ст. 6-7). «И устрашился Давид в тот день господа и сказал: как войти ко мне ковчегу господню? И не захотел Давид везти ковчег господень к себе, в город Давидов, а обратил его в дом Аведдара гефянина» (2 Царств, гл. 6, ст. 9-10).

Если автор данной части Библии и не Самуил, то он все-таки священнослужитель, ибо из его повествования особенно явствует забота воспретить непосвященным мирянам дотрагиваться до «ковчега». Мы уже видели ужасное истребление 50 070 любопытных вефсамитян, пораженных молниеносной смертью, когда они только заглянули в «священный» ящик. Чтобы внушить побольше страху, автор не постеснялся неправдоподобности своего анекдота. В конце концов, служителям религии совсем неважно, что богу придаются черты вопиющей несправедливости. Главное, бойся его!