Забавная Библия

Напрашивается несколько естественных замечаний. Если бог решил забрать Илию на небо живым, в кости и во плоти, как сделал однажды с Енохом, зачем он заставил его совершать эту лишенную всякого содержания прогулку из Галгала в Вефиль, из Вефиля в Иерихон и из Иерихона к Иордану? Зачем было заставлять его переходить Иордан? Разве огненная колесница, в которой поднялся Илия, не могла так же легко быть подана к левому берегу, как к правому? А что это за двойная порция духа Илии, которую испрашивает Елисей? И получил ли он в конце концов то, о чем просил? Библия говорит лишь, что Елисей, глядя на отъезд Илии, после своих странных криков больше не видел его.

Богословы уверяют, что «царство небесное» состоит из чистых духов. Не противоречит ли этому двойной случай вознесения на небо — Илии и Еноха? Для чего могли служить телесные оболочки этому патриарху и этому пророку в царстве сверхъестественного и бесплотного? Насколько больше слава Еноха и Илии славы других избранников божьих, обитающих в небесных чертогах без телесной оболочки? И вот, например, когда Илия и Моисей разговаривают в небесах, то что это за беседа между душой без тела, выражающейся одной только мыслью, без звуков, и одушевленным телом. Говорящим при помощи рта и издающим звуки?

Наконец, эта огненная колесница, эти огненные кони, этот вихрь и самое имя «Илия» (Эли, Элиос — солнце) позволили Болингброку и Буланже увидеть в приключении Илии подражание приключению древнегреческого мифического героя Фаэтона, который также усаживается в огненную колесницу. Но легенда о Фаэтоне египетского происхождения, и это вполне нравоучительная сказка, показывающая опасность гордыни. А какой смысл имеет отлет Илии на небо?

Глава 39 Сверхчудесное житие святого пророка Елисея и конец царства израильского

И вот Елисей явился наследником мантии Илии, а также известной части, если даже не двойной, порции его духа. «Сыны пророков… поклонились ему до земли» (4 Царств, гл. 2, ст. 15). В Иерихоне прежде всего он оздоровил городские воды, бросив в них пригоршню соли. Оттуда он пошел в Вефиль. «Когда он шел дорогою, малые дети вышли из города и насмехались над ним и говорили ему: иди, плешивый! иди, плешивый! Он оглянулся и увидел их и проклял их именем господним. И вышли две медведицы из леса, и растерзали из них сорок два ребенка» (ст. 23–24).

Лорд Болингброк замечает: «Елисей похож на разбогатевшего лакея, наказывающего всех, кто смеется над ним. Как?! Отвратительный прислужник пророка! Ты заставляешь медведей растерзать детей за то, что они дразнили тебя плешивым? К счастью, в окрестностях Вефиля нет лесов, а в Палестине нет медведей. Нелепость этой сказки смягчает ее ужас!» Можно прибавить, что два медведя, слопавшие так легко четыре десятка мальчишек, появились, вероятно, не из густого леса, а из какой-нибудь пивной, в которой, по-видимому, достаточно хорошо нагрузился автор «священного» повествования, перед тем как взяться за перо, чтобы написать эти строки.

После того как глава 3 Четвертой книги Царств представила царя Иосафата благополучно здравствующим, в противоречие с описанием главы 1, Библия рассказывает, что Месса, царь моавитский, платил израилю до смерти Ахава ежегодную дань в сто тысяч овец и сто тысяч неостриженных баранов. По восшествии на престол Охозии, который вскоре же вывалился из окна. Месса решил, что гораздо лучше не платить дани. Но Иорам, приняв престол от брата, потребовал овец и баранов. Месса отказал, и Иорам открыл военные действия, опираясь на двух своих союзников — царя иудейского и царя идумейского.

«И пошел царь израильский, и царь иудейский, и царь едомский, и шли они обходом семь дней, и не было воды для войска и для скота, который шел за ними. И сказал царь израильский: ах! созвал господь трех царей сих, чтобы предать их в руку Моава. И сказал Иосафат: нет ли здесь пророка господня, чтобы нам вопросить господа чрез него? И отвечал один из слуг царя израильского и сказал: здесь Елисей, сын Сафатов, который подавал воду на руки Илии. И сказал Иосафат: есть у него слово господне. И пошли к нему царь израильский, и Иосафат, и царь едомский» (4 Царств, гл. 3, ст. 9–12).

Отметим, что сын Ахава, равно как и царь едомский, не исповедовал культа еврейского бога. Это заставляет Болингброка заметить следующее: «Если бы кто-нибудь рассказал, что три царя, из коих один католик, а два протестанты, отправились к католическому аббату с совместной просьбой вымолить дождь, — что сказали бы о подобной глупости? А если бы католический монах написал подобную небылицу, не подтвердил ли бы он справедливости поговорки: „врет, как священник“?»