с недосыпу, с пьяных глаз,
одурманенный Аманом,
подписал ты тот указ?
Эта сука, дрянь такая,
истребить желала нас.
и меня, и Мордехая,
что тебя от смерти спас.
Царь, как человек восточный,
согласился враз с женой,
да еще поддакнул: «Точно!
Он, Аман, всему виной!»
Царь пристыжен был, и даже,
пряча от стыда глаза,
приказал Амана страже
взять и быстро наказать.
Тут, читатель мой бесценный,
я замечу между строк:
что в монархии отменно –
исполненья краткий срок.
Царь лишь съел стакан черешен,
и клубничку в коньяке,
а Аман уже повешен
на высоком на сучке.
И, раскаянно вздыхая,
нервно дергая ногой,
под диктовку Мордехая
пишет царь указ другой.
И сейчас же скороходы
побежали, как могли,
сообщая все народам
и сатрапам всей земли:
Мы, Ахашверош Великий,
Главный Перс и Царь царей
Возглашаем: поелику
нет нас мягче и добрей,
Мы о подданных радея,
и печали их деля,
приказали иудеев
погромить, веселья для.
Можно грабить их открыто,
Резать, жечь и даже съесть.
Но и на самозащиту
у евреев право есть.
Если вдруг вооружатся
и врагов уроют враз
будет все равно считаться,
что исполнен наш указ.
И по всей стране евреи
с чердаков и из-под хат
доставали поскорее
кто ружье, а кто ухват.
И запомнят внуков внуки:
все, кто вышел на погром
получили (для науки)
по макушке топором.
В честь спасения от казни
пережившими экстрим
учрежден был славный праздник
именуемый Пурим.
В этот день резвятся дети,
веселится стар и мал,
льются песни, солнце светит
и кружится карнавал.
Все евреи пьют до пьяна.
так, точнее говоря,
чтоб не отличить Амана
от Эстер и от царя.
Можно пить, и не стесняться,
даже не попав в горшок.
В этот праздник мной, признаться,
и написан сей стишок.
Сказ об Иудифи
(la femme fatale)
Средь мифов, сказок или апокрифов
преданий с прапрадедовских времен
лишь редкие, как сказ об Иудифи
Евреи не включили в свой канон.
А повесть к древним временам восходит,
Есть враг, герой, и даже Божий знак.
И лишь один мотив на ум приходит:
На самом деле было все не так.
Деталь, акцент, и даже слух, скорее,
к нолю весь пафос подвига свели.
Ведь знали что-то древние евреи,
во что другие вникнуть не смогли.
Читатель! На паях с тобой хочу я
Постичь глубины, как никто до нас!
Попробуем, унюхать и учуять
Какую муть сокрыл библейский сказ.
Печальна участь женщины Востока:
Рабыня, даже если госпожа,
Она живет и старится до срока,
Бессловно мужней прихоти служа.
Но ведь бывает хуже, в самом деле:
Нет вовсе "прихоти" у мужика,
И ввечеру мешком лежит в постели
Мол, так устал, что аж дрожит рука!
А если дама хороша собою,
И молода, и страстна, и умна,
И третий год уже живет вдовою?
О, как несчастна быть должна она!
Так замужем Юдифь была несчастна.
Менахем был ей лишь опекуном.
Что толку быть красивой, умной, страстной,
Когда в постели муж — бревно-бревном?!
Ни слова от него, ни поцелуя.
К жене ни с чем (увы!) не приставал.
А городок их тихий — Ветилуя,
Был крепостью, прикрывшей перевал.
Семья была достаточно богата -
Стада, рабы, и дворик, полный роз.
Проблемы с ожиданием зарплаты
Юдифь не беспокоили всерьез.
Но солнечный удар (некстати, видно,
Менахем снял панамку с головы)
оставил Иудифь вдовой завидной,
И с грузом нерастраченной любви.
Ведь было глупо (и смешно, к тому же)
Отдать свободу, снова стать женой
И быть опять рабой тупого мужа,
А для чего? Чтоб впредь не спать одной?!
И с новым браком не спеша покуда,
Юдифь хранила честь, как масло, — впрок,
Чтоб повод не давать для пересудов
(Ведь Ветилуя — малый городок).
Конечно, жизнь была не слишком сладкой
А где, скажи, она сладка для баб?
С чужим мужчиной? Что вы? Лишь украдкой
К ней в спальню приглашался верный раб.
Итак, прошло, как я сказал, три года.
И вдруг — чужое войско у ворот.
Хотя, когда б спросили у народа…
Но кто когда-то спрашивал народ?
Чтоб наказать союзников неверных
Царь Ассирийский массу войск прислал
Их предводитель звался Олоферном.
И был он знаменитый генерал.
Вот Олоферн расставил войско вражье
Везде вокруг, куда ни погляди.
Юдифь его увидела, и, скажем,
Сердечко дамы дрогнуло в груди.
На белой лошади красивый воин
Ее воображение сразил.
И, издали казалось, он достоин
Того, чтоб разглядеть его вблизи.
Наврав, что полагалось, караулу,
И взяв еды кошерной два мешка,
Юдифь из Ветилуи ускользнула
Чтоб разглядеть поближе мужика.
Известна многим поговорка злая
что даже Бог, уж как он ни хитер,
желает то, что женщина желает.
И вот Юдифь ведут в большой шатер.
Обычный завтрак, эдак блюд на тридцать,
И каждый третий гость из ста — посол.
Прием у генерала ассирийцев
Не то, что нынче — скромный шведский стол!
В такой-то обстановке, в меру шумной,
освоится не всякий. Я не вру!
Но Иудифь — красива, остроумна
Пришлась, как говорится, ко двору.
Острее чувства в двух шагах от смерти,
Приправленной вином и пирогом.
Взаимная симпатия, поверьте,
Возникнуть может даже и с врагом.
Она его хотела. Что ж такого?
И кто ее за это упрекнет?
Он был мужчина в полном смысле слова,
Из тех, кто без труда подковы гнет.
И мог по-светски поддержать беседу.
Рассказывал с азартом, не чинясь,
Про дальние края, и про победы.
Учтив и статен, и к тому же князь.
Да будь он даже дьявола служитель,
Но светский лев, шикарный внешний вид…
Какая дама, честно мне скажите,