Их было трое, но не тех, кто втерся к нему в доверие, а затем нанес предательский удар в спину. Та троица была жалкими исполнителями, в то время как теперь перед морроном предстали настоящие боссы. Викторо Донато, сидя в кресле, читал какие-то бумаги и совершенно не обращал внимания на ворочающихся буквально у него под ногами пленников. Сиятельная графиня Самбина, как всегда жеманно развалившаяся на софе и по степени оголенности форм весьма напоминавшая Тварь, представляла собой еще один образец вампирской сексуальности, правда менее вульгарный и грубый. И, наконец, последняя особа, та самая, что колола Дарка каблуком. Ею оказалась Миранда, такая же красивая, но совершенно чужая, не та девушка, которую он знал и стремился спасти.
– Они очнулись, – надменно констатировала явный факт графиня. – Господин Донато, вы желаете пообщаться с господами морронами?
– Нет, – не отрывая глаз от бумаг, буркнул в ответ Лорд-вампир, повелитель ночной Варканы и ее сточных вод, которые глупыми туристами именовались каналами. – Меня они не интересуют. Когда закончите, дайте знать, пришлю слуг убрать трупы.
Захватив с собой кипу бумаг, Лорд величественно удалился, побрезговав даже бросить напоследок взгляд на Дарка.
– Ну вот, старые друзья снова собрались вместе. Все как в прежние добрые времена, не правда ли, господин Аламез? – рассмеялась Самбина, глядя на поверженного врага одновременно и с притворной нежностью, и победоносно. – Миранда, девочка моя, что ты сделала с мальчиком? Раньше он не был такой неразговорчивой букой.
– Он просто зануда и надменный гордец, считает, что весь мир у него в долгу, – пропела Миранда, легким движением откинув со лба сползшую прядь длинных каштановых волос. – Полгода с ним мучилась. Столько раз хотелось ослушаться вашего приказа, графиня, и сбежать!
– А я думала, он душка, – лицедейка-графиня изобразила на лице напускное расстройство. – Я думала, тебе будет приятно немножко развеяться и совместить дела с невинными шалостями.
Комичный диалог двух притворщиц продолжался, он весьма напоминал игру двух кошек, делящих одну мышку. До приподнявшейся на локтях Гроттке очередь еще не дошла. Дарк не собирался давать вампиршам шанс поиздеваться над боевой подругой. Колкости в его адрес Аламез воспринимал совершенно спокойно, он в жизни наслушался всякого, вряд ли светские дамы-вампиры придумают принципиально новый способ оскорблений.
– Надеюсь, вы угомонились? Театр ловкача-Лорда и двуличной потаскухи закончен или мне еще подождать? Уставшие зрители требуют антракта, – грубо прервал нежное щебетание двух «кумушек» Дарк, прекрасно понимавший, что их милая встреча закончится вынесением смертного приговора и ему, и оказавшейся рядом Диане.
– А ты наглец, Аламез, ой, какой наглец! – Взгляд задетой за живое графини стал жестким, а в голосе появилась сталь. – Неужели ты думаешь, что тебя кто-то спасет? Интересно, кто же поспешит на помощь глупышу-герою? Твой дружок Мартин мертв, «папочка» Фламер, вечно вытаскивавший тебя из переделок, сдох еще в Полесье, легендарный богатырь Конт побоялся даже показаться на Старом Континенте. Кто же придет на выручку, кто?!
Подтверждение смерти Гентара, к недоумению обеих вампирш, не вывело из себя и даже не расстроило моррона. Обе дамы не могли знать, что Дарк уже давно просчитал вероятность трагического финала, она составляла девяносто девять и девять десятых процента. Морроны – не люди, основное их отличие в том, что они не боятся смерти, а к боли привыкают, как к неизбежному ритуалу.
– Извини, графиня, но ты упала в моих глазах еще ниже, – спокойно произнес Дарк, стараясь разговаривать с Самбиной и не смотреть в сторону когда-то любимой женщины. – Прошедшего ад плеткой не испугать! Неужели ты надеешься заставить меня бояться? Мне даже разговаривать с тобой неинтересно, я уже давно понял и свои ошибки, и примитивные мотивы твоих поступков. Ты для меня – прочитанная книга, кстати, довольно посредственного автора....
Самбина нервно поджала губы, лицо Миранды было по-прежнему каменным и чужим. Меткий выстрел снайпера попал в точку, нужно было лишь развить успех. Аламез не надеялся смягчить свою участь, но и не имел желания впустую тянуть время. Ожидание казни куда мучительней, чем сама экзекуция, какой бы жестокой она ни была.