Не рассказывать же, что опломбировала его дверь, подчиняясь непонятному порыву.
– Кому еще была выгодна ее смерть? – будто бы удовлетворился он ее невнятным бормотанием.
– Не знаю. – Она подумала, сидя с раздутой от пряника щекой. – Только дочери. Она теперь наследует обе квартиры Зинаиды Павловны. Но их вроде связывали теплые отношения. Мать сильно любила дочь. Съехала из своей большой квартиры в «однушку» добровольно. Это, скажу вам, поступок.
– А дочь любила мать? – поинтересовался Карелин и сам себе ответил: – Думаю, да. Раз не простила мужу его сговора с преступным элементом и разводится теперь с ним. Кстати, это не она приехала?
Со стороны входной двери, которую Маша нарочно оставила чуть приоткрытой, раздался сильный шум, крик, затем громкие рыдания.
– Кажется, да. Она.
Маша поморщилась. Она не только вида покойников не любила. Она и такие вот сцены переносила с трудом. Демонстрация человеческого горя всегда нагоняла на нее тоску. Еще и потому, что она терялась и не знала, как себя вести в подобной ситуации. Ни слов нужных не находила, ни утешений.
– Полюбопытствуем? – предложил Карелин, вставая из-за стола.
Маша нехотя поплелась следом.
Дочери Зинаиды Павловны уже кто-то вложил в руку стакан с водой. И она, прислонившись к стене, пила ее мелкими глотками. Она казалась очень молодой, хотя Маша знала – ей хорошо за пятьдесят. Гладкая кожа на щеках, ухоженные волосы ниже плеч. Дорогое зимнее пальто и высокие сапоги. Она выглядела бесподобно.
Осипов стоял в метре от нее и держал наготове упаковку бумажных носовых платков. Какой преду-смотрительный. Неужели с собой носит? Хотя мог и в запасах Зинаиды Павловны порыться.
– Когда в последний раз вы видели свою мать? – услышала Маша вопрос Осипова.
– Вчера, – ответила та шепотом. Кашлянула, прочищая горло, и ответила громче и увереннее: – Вчера я навещала ее.
– С целью? – Осипов забрал у нее стакан, вложил ей в руки носовые платки. – Вы договаривались о встрече? В котором часу это было?
– Договаривались? – Она странно глянула. – Разве о встрече с матерью теперь принято договариваться? Просто приехала ее навестить. Было это между двенадцатью часами дня и шестью часами вечера. Точно не скажу, не обратила внимания. Мы после скандального происшествия еще не виделись. Только созванивались. Я и заехала. Мы посидели, поболтали. Я сообщила ей, что не прощу мерзавца. Что подаю на развод.
– Это вы про своего мужа? – спросил Осипов, она кивнула. – Как она отреагировала?
Дочь Зинаиды Павловны прикрыла глаза, прикусила губу и минуту тяжело дышала.
– Она принялась меня отговаривать. Сказала, что отношение моего мужа к ней не должно влиять на нашу жизнь. У нас дети и все такое. В общем…
– Она его простила? – удивился Осипов.
– Я не знаю. Не спросила. Просто она рекомендовала мне не торопиться с разводом. Даже какие-то анекдоты о теще мне принялась рассказывать. Мы так смеялись… – Ее губы задрожали, слезы снова побежали по щекам. – Кому… Кому это было нужно?
Осипов терпеливо ждал, пока она выплачется, вытрет лицо, высморкается. Потом спросил:
– Вы кого-то подозреваете? Ваша мать не могла вам сообщить что-то такое, может быть вскользь, походя? Нам сейчас все важно.
– Нет… Ничего такого… Разве что о каком-то соседе, который недавно вернулся из мест лишения свободы.
Осипов тут же обернулся и с ухмылкой осмотрел Карелина, переминающегося с ноги на ногу за Машиной спиной. Ухмылка была очень нехорошей, обещающей неприятности.
– Что конкретно она о нем говорила?
– Ничего такого… Просто, что он выручил ее, помог в сложной ситуации с этим бандитом. – Она приложила ладонь ко лбу, всхлипнула. – Она даже удивилась, что человек с таким прошлым и вдруг помогает.
– А откуда она узнала о его прошлом?
Осипов вопросительно глянул на Машу. Она отрицательно покачала головой. Она не вдавалась в подробности, общаясь с Зинаидой Павловной по происшествию. И уж совершенно точно не сообщала, по какой статье и на сколько лет был осужден Карелин.
– Она же поселилась здесь не так давно. Уже после того, как ее соседа осудили, – продолжил Осипов. – Откуда она узнала?
– Ей сообщил кто-то из ее соседей. Этот словоохотливый человек бывал у нее в гостях. Мама рассказывала. Не спрашивайте: не знаю, кто это. Только знаю, что это мужчина. Не женщина.
– Возраст?
– Не знаю. Она называла его – он. Он сказал, он приходил, он подарил…
– Подарил? А что он ей дарил? – делая ударение на местоимении, спросил Женя.
– Так, всякие мелочи. Саше для белья, новогодние свечи, гирлянды, коробку конфет. Мелочи.
– Часто бывал у нее?
– Не знаю. Но никогда с пустыми руками. Так мама говорила. Кому? Кому она могла помешать?! – И она снова разрыдалась.
– Вы никуда не уезжайте, – попросил ее Осипов и посмотрел на Карелина все с той же обещающей неприятности ухмылкой. – И с вами, гражданин Карелин, я хотел бы переговорить.
– Я у себя, – ответил тот безо всякого выражения.
И, потащив Машу за локоть, скрылся с ней в своей квартире. Странно, но она послушалась. Перспектива снова входить в спальню Зинаиды Павловны ее вовсе не вдохновляла. Но Осипов точно поймет все по-своему.