К тому времени, когда они наконец дождались своей очереди и вошли в зал, где была выставлена чаша, на улице начался дождь. Мелкий, холодный, как это обычно бывает в ноябре, он уныло моросил за стеклами окон в зале с высокими потолками, отчего в нем сразу же стало так неуютно и безрадостно, что любой находившийся тут посетитель мог с легкостью представить, как Сократ или какой-либо другой знаменитый греческий поэт и философ пил яд из этой маленькой чаши, выставленной под стеклом.
Он уже собирался спросить Кэтлин — о Боже, до чего же славное имя! — не согласится ли она выпить с ним чашечку чая в столь темный, холодный и безрадостный день, как вдруг увидел в толпе знакомые лица. Лица людей, которых встречал в баре «Серебряный пони». То были не кто иные, как Холли Синклер, Эрнст Коррингтон и Джек Лоутон. И, как подозревал Родино, эта веселая и неразлучная троица делила радости того, что в период войны Алой и Белой розы было принято называть не иначе как m'enage `a trois.[34] Подозрение это зародилось у него уже давно и успело перерасти в уверенность, особенно с учетом того, что сам он в данный момент был поглощен интимным разговором t^ete-`a-t^ete.
— Они ходили по залу в обнимку и изучали какие-то надписи на стенах, — сказал Родино.
— Надписи? — спросил Карелла.
— Ну, какие-то таблички.
— Типа чего? «Не курить»? Вроде этого, да?
— О нет, нет. Информацию о чаше.
— Так вы говорите, они их
— Ну, во всяком случае, читали с интересом, так будет точнее.
— А вы сами прочли?
— Нет, но я знал, что там написано о чаше. И заголовок такими крупными золотыми буквами: «ЧАША СОКРАТА». Их было видно даже издали.
— Однако вы не подошли и не прочли, что там было написано, я правильно понял?
— Да, правильно. Не подошел. Ведь я кадрил ту девушку-студентку. Видите ли, мне уже стукнуло сорок два и страшно не хотелось торчать весь вечер одному в «Пони». Нет, я не хочу сказать, что та троица все вечера напролет просиживала в том баре, нет, просто они довольно часто заходили туда. И всегда втроем, ну, вы меня понимаете… Короче, если говорить прямо, как есть, оба они трахали ее.
— И вот в тот вечер, когда случилась драка, вы вдруг решили сказать им об этом, так?
— Просто пьяный был.
— Однако все же сказали, так или нет?
— Высказал предположение.
— А что заставило вас его высказать?
— Ну, Джек как раз говорил Кори, что всегда подозревал, будто бы жена его обманывает, и тогда Джимми и говорит…
— Кто такой этот Джимми?
— Джимми Нельсон. Один из парней, что был с нами в тот вечер. Короче, он сказал, что думал, будто бы это Холли жена Джека, потому как она всегда приходила с Джеком и Кори.
— Ага…
— И еще Джек сказал: «Нет, вообще-то эта Холли мне жутко нравится», что-то в этом роде. Ну, тут все оно и началось.
— С чего?
— Да с того, что я сказал, что Кори эта Холли вроде бы тоже очень нравится. Вроде того…
— Ага.
— Ну, вот…
— А до этого случая «вальтер» у Кори когда-нибудь видели?
— Нет.
— И Кори выхватил его, когда увидел, что дела совсем плохи, так?
— Да вроде бы так. И еще скажу: мне жутко повезло. Потому что уже вызвали полицию и патрульная машина оказалась совсем близко. И буквально уже через несколько секунд они подъехали.
— А когда он выбросил «вальтер»?
— В ту же секунду, как только заслышал сирену.
— В канаву, да?
— Да.
— Ну а разве приехавшие полицейские не стали там искать?
— А с какой стати? Они же не знали, что у Кори была пушка.
— И вы не сказали, что Кори целился вам прямо в голову, нет?
— Я что, больной, что ли? Чтоб в следующий раз он действительно прострелил мне башку? Нет уж, спасибо!
— Что ж, спасибо вам и извините за то, что отнял столько времени, — сказал Карелла, поднялся и двинулся к двери.
— Бифштексы любите? — крикнул вдогонку Родино. — Постойте. Сейчас дам вам несколько штук. Отличные куски, на косточке. Отнесете домой жене. — Он хлопнул Кареллу по плечу и распахнул перед ним дверь. — И никаких личинок! — добавил он и подмигнул. — Гарантирую.
Мелани нравится подмечать сходства и различия между двумя мужчинами. Джек — график, дизайнер, а потому глядит на самые обычные вещи глазами художника. И очень часто разводит руками, словно показывая размеры рамы. Точь-в-точь как режиссер фильма — ладони наружу, большие пальцы соприкасаются, точно он пытается таким образом поймать изображение в кадр. Самым главным его разочарованием в жизни стал тот факт, что он так и не выучился писать маслом. А вместо этого преследовал в искусстве более коммерческие цели.
Кори же, напротив, почти ничему не обучен, но жутко талантлив.