Забери мою душу

Никак не ожидала того, что он перехватит мою руку и дёрнет на себя, вжав мою ладонь в свою шею. Задохнулась от резкого удара, стоило моей груди соприкоснуться с его грудной клеткой. Красивое лицо оказалось напротив моего. Настолько близко, что кончиком носа Антон касался моей щеки.

— Тоша, — прошептала, тут же теряя голову от его запаха и горячего дыхания на лице. — Тошенька….

Пальцы Антона обхватили мою шею сзади. Сжали. Носом парень прошёлся по линии челюсти, шумно дыша и наполняя лёгкие моим запахом. Это вскружило голову. От этого кости в ногах превратились в желе, делая из меня безвольную куклу, готовую подчиняться любому движению пальцев хозяина. Близость Антона всегда кружила голову, выбивала почву из-под ног. Но три года назад я не хотела этого парня настолько сильно. Низ моего живота не скручивало спиралью желания. Я не желала почувствовать его в себе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я задал простой вопрос, Мишка, — шепнул на ухо, прикусывая и оттягивая мочку.

А я… Я прогнулась в спине, ударяясь затылком о стену позади, зажмурила глаза и тихо застонала. Такое простое прикосновение томлением отозвалось внизу живота, почти причиняя физическую боль. Поёрзала. И сжала ноги с силой, унимая неуместное желание.

— Бл*. Издеваешься?

Антон немного отстранился. Резко рванул молнию на моей куртке. Я успела только пискнуть испуганно и распахнуть глаза, когда мой пуховичок улетел на пол.

— Что ты делаешь? — даже пошевелиться не могла, как-то отстранённо наблюдая за тем, как чужие ладони со сбитыми костяшками задирают свитер.

— Хочу убедиться, — поймала чёрный взгляд на своих губах. Пленённая его глубиной, забыла обо всём на свете. Потянулась вперёд, желая почувствовать забытый вкус его поцелуев. Самый последний поцелуй отдавал горечью и болью. — Ох, — выгнулась, когда Антон рывком расстегнул мои джинсы. — Что ты творишь, Антон? — пришла в себя и впилась ногтями в его руку, норовящую пробраться под моё нижнее бельё.

Парень ожидаемо промолчал. Только рывком стащил с моих бёдер джинсовую ткань.

— Антон, прекрати немедленно, — взбешённо стала биться в его руках, царапая до крови запястья соседа.

Напор и ярость парня меня пугали. Он всё ещё был взбудоражен после боя, на его лице покрасневшее после удара место медленно приобретало сине-фиолетовый оттенок. Я с испугом и ужасом смотрела в его глаза, в которых блестело безумие вперемешку с жадностью и желанием. И если последние эмоции вызывали жар внизу живота, то безумие меня дико пугало. До дрожи. До колючих мурашек ужаса по коже.

Рука скользнула под хлопковую ткань трусиков.

— Всё ещё любишь Тома и Джерри, — хрипло рассмеялся мне на ухо, лизнув мой подбородок.

— Тоша, прекрати, — сжала с силой ноги, чтобы проворная рука не пробралась к самому сокровенному. — Антон!

Но мои жалкие трепыхания никак не остановили парня от того, чтобы он подхватил мою правую ногу под коленкой и вздёрнул вверх, бесстыдно раскрывая.

— Стоило сопротивляться, Миш, если хочешь меня? — пальцами левой руки провёл по ткани трусиков, вырвав из моего горла странный животный звук, походящий на завывание. — Ты же мокрая.

Сквозь хлопок чувствовала жар его пальцев на нежной плоти. Сгорала от стыда и понимания того, что никто и никогда меня так не касался. Не видел меня в такой бесстыдной и открытой позе. Мне было жарко. Волны приятной дрожи расходились по всему телу от развилки между бёдрами. Удушающе сладкие. Запретные. Постыдные. И порочный, как глаза парня напротив.

Резкий рывок и ткань моих любимых трусиков затрещала. Бедро опалило жгучей болью, отрезвляя. Я зашипела. Опустила глаза вниз и увидела красную полоску на внутренней поверхности бедра.

— Хм… Не думал, что мой братишка любит джунгли. Раньше он отдавал предпочтение пустынному оазису.

Слова сказанный со злой и кусачей иронией были произнесены настолько хриплым голосом, что я сразу не осознала, что он имел в виду. Опьянённая его близостью и порочными прикосновениями поплыла, превратившись в безмозглую дуру.

— Что? — вскинулась и заскребла ноготками по стене позади, чувствуя, как частички обоев оставались под ногтями. — Боже… Ты… Как ты так можешь? — в глазах закипели слёзы. Стало больно. Так больно, что я согнулась, каким-то чудом вырвав колено из крепкой хватки.

Я пыталась держаться, пыталась позорно не разрыдаться от удушающего, сжимающего горло железной рукой стыда. От чувства унижения. Такого горького. Такого колючего. Я слышала много слов со стороны Антона. Многие ранили, заставляли плакать. Но ещё ни единого раза он не унижал меня настолько. Все его слова чаще всего не достигали цели, потому что я знала, что вины моей нет. Знала, что с его братом никогда и ничего меня не связывало. Антон никогда не касался моей внешности. До этого момента.

— Уйди, — глухо просипела, сползая на пол по стене и подтягивая колени к груди. Натянула свободный свитер так, чтобы полностью скрыл мою обнажённую пятую точку от чужих глаз.