Заберу тебя у отца (СИ)

Балконная дверь открывается, и захлопывается, а в следующую секунду рядом со мной становится Софа, держа спину очень прямо. Я не поворачиваюсь к ней, но краем глаза вижу, что и девушка вовсе на меня не смотрит – а лишь глядит вдаль, и кусает губы, думая о чем-то.

- Мои родители в разводе, - выговаривает она фразу так, словно вообще сомневается в ее правильности.

Я приподнимаю брови – но молчу, так как не знаю, что ответить. Это что, попытка девушки показать, что у нее тоже есть печальные истории? Плохо, очень плохо, так как мне вовсе не нужно сочувствие в духе «да, у тебя все плохо, но смотрит как у меня…»

- То есть, нет. В смысле, да, они в разводе, но сказать я хотела другое.

Ну-ка, ну-ка. Я докуриваю, щелчком пальца выкидывая окурок, и доставая еще сигарету из пачки. Кручу в руках, но не спешу поджигать – а просто занимаю руки. Слишком напряженно выглядит Софа. Так, кажется, как я, который еще недавно решил перед ней открыться…

- Последнее мое воспоминание о матери – как она стоит на пороге с вещами и орет отцу, что жить с ним невозможно, - губы Софы сами собой кривятся в усмешке, которая больше напоминает презрение, - ну, не сказать, что я ее не понимаю. Она говорила что-то о мужчине, который не контролирует каждый ее шаг и не требует идеальности во всем.

Снова пауза, и бледные губы дрожат, заставляя меня смотреть и молчать, боясь спугнуть продолжение. Что бы там ни было, это важно для Софы, и вряд ли такое она говорит каждому знакомому. Потому что вот так выглядеть человек не может при простой правде…

- Кажется, к нему-то мама и укатила, оставив нас с папой одних. Я не помню, сколько мне тогда было – знаю, что до школы, так как в этот день меня забирали из частного сада. Я стояла в прихожей, слушай ругань родителей, и понимала только одно – мама уходит. Моя мама уходит.

Судорожный вдох – и снова слова, что льются из самой души, сковывая и вместе с тем освобождая из девушки маленькую, напуганную девочку.

- Я просила ее взять меня на руки, - шепчет Софа, и смахивает выкатившуюся из глаз слезу, - думала, что если я буду у нее на руках – как она уйдет-то? Только со мной. Мне было страшно потерять ее… Это ведь моя мама. Моя самая любимая мамочка…

Я ловлю ее кисть в свою, когда она снова смахивает слезы, и безвольно падает вдоль тела. Софа с благодарностью хватается за меня ладонями, и говорит дальше, тогда как я заставляю себя молчать, и ни в коем случае не прерывать девушку.

- Она посмотрела на меня… Я плакала, и просилась на руки. Поднималась на цыпочки, снова просилась… Но она лишь отвернулась, а затем сказала, что я такая же, как отец. И мне будет лучше с ним.

Софа безвольно выдыхает на последнем слове, и я, не выдерживая, обхватываю худую фигурку двумя руками. Прижимаю к себе, вроде успокаивая, а на деле сам зарываясь ей в волосы, дыша ее солеными слезами и теплой кожей, чувствуя в этот момент то, что даже забыл, как бывает – единство. Такое родное, разделенное одно на двоих, словно мы без слов сейчас знаем, как каждому в свое время было трудно и невыносимо, а сейчас снова – хорошо.

Безмятежно и спокойно у друг друга в руках. И я с благодарностью принимаю ее всхлипы и впивающиеся ноготки в спину – потому чувствую, как эта было для нее нелегко.

- Я знаю, как это – без мамы, - шепчет Софа, и я киваю в такт ее словам, - и знаю, какого, когда самый родной человек отказывается от тебя. У меня был отец, да, но…

- Тш-ш, - прошу я, качая головой, и не понимая, зачем тут нужны оправдания, - я понимаю. Спасибо.

- И тебе, - шепчет Софа, и мы затихаем, стоя на прохладном балконе, и греясь в руках друг друга.

Откровение – это всегда сложно. Настоящее, которое часто неприглядно и совсем не имеет ничего общего с выдуманными проблемами. Это сложно сдирание с себя пары слоев кожи, и виноватый взгляд: «Смотри. Вот я какой, видишь? Ты можешь сказать мне что-то». И самое дебильное, что здесь может быть, это начать оценивать проблему, сравнивать, и думать – а у кого горе больше?

Мы все разные, и все справляются по-разному. И потому я просто принимаю слова Софы, искренне сочувствуя и благодаря ее за то, что она в обмен на откровенность тоже открылась. Здесь не нужно никаких оправданий, а главное после этого – ощущение свободы и результат. Мы стали ближе. Определенно, на пару сотен душевных километров, если такие существуют. Потому что теперь Софа для меня не просто дочка полковника и интересная девушка с охрененной фигурой. Нет. Теперь я видел перед собой Человека с потайными карманами души, которые показали лишь мне одному.

А это, черт возьми, очень редко в наше время.

- Идем, - прошу я, потому что она стоит с голыми ногами здесь, - много там еще серий в твоем Хаое?

- Хаус. Доктор Хаус, - улыбается Софа, и позволяет вывести себя с балкона, обнимая сзади двумя руками, - и вообще там восемь сезонов.

- Серьезно?!

- Но я люблю только первые три.