Забирая Еву

— Вот выдра... – цедит сквозь зубы девушка. — Она уходила от нас со скандалом. Шеф ее поганой метлой гнал. Видимо, решила пакость на прощание сделать. Не думаю, что Егор Анатольевич знает о том, что она так поступила с тобой. Почему ему не сказала?

— Не привыкла жаловаться, — шмыгаю носом. Да и не уверена, что на шефа подействовали бы мои слова.

— Калинина хоть не набросилась на тебя?

— Нет, ерунда, — отмахиваюсь, вытирая слезы. Потекшая тушь остается черными разводами на руке.

— Это тебе еще повезло. По этим дамам психушка плачет.

— Ты не в курсе об этом производстве? Судя по документам, она с дочками набрала кредитов в двух банках на пять миллионов. И не выплачивает уже больше года.

Нина присаживается рядом со мной.

— Все правильно. Она бизнес замутила. Ателье. Шьет дорогую одежду для богатых клиентов. У них в семье единственный адекватный человек был – ее муж. Он один деньги в семью зарабатывал. Дамы его привыкли жить на широкую ногу. Ни в чем себе не отказывать. Внезапно глава семейства умирает. И женщины не находят иного выхода... Тупо набирают кредитов, не думая о том, чем отдавать потом. Ведь шитье ее, честно говоря, особой прибыли не приносит. Но Калининых ничего смутить не может. Королевны по сей день пользуются услугами домработницы. Тачки у каждой крутые. Я знаю, что на машины как раз таки наложили арест. У младшей изъяли мини купер. А мамаша свою спрятала. Дознаватели, кстати, собираются на нее 312— ю возбуждать. За сокрытие арестованного имущества. Так что тебе к ней только со спецназовцами и не ждать теплого приема.

— Я поняла уже, — вздыхаю устало, чувствуя, что наконец— таки отпустило. В голове так ясно и в душе спокойно стало.

— Только вот поздно. Я заявление писать буду. Не нравится мне ваш начальник, — пожимаю плечами, прикидывая в уме шансы на возвращение в старый отдел.

— Ты это зря, — хмурится Нина и, приоткрыв дверь, выглядывает в коридор.

— Егор Анатольевич строгий. Местами слишком, но он справедливый. И премиями балует хорошо. Он же преемник Кая! Три года на этой должности уже. При Егоре Анатольевиче, кстати, еще цветочки. Кай — вот кто настоящий цербер.

— Так они друзья? – удивляюсь я, хотя пора бы уже перестать.

— Еще какие, — ухмыляется Нина.

— Почему его Каем называют?

— Да потому что сердца у него нет. Чёрствый и бесчувственный он. Ни с кем и ни с чем не считается. Вот его точно не разжалобишь. Вообще удивительно, как они с нашим шефом дружат. Совершенно ведь разные.

— А по мне — так одинаковые, словно близнецы, — смеюсь, выходя из кухни вслед за Ниной.

Вернувшись в кабинета, устало опускаюсь на стул. Что теперь делать? Собирать манатки и ехать в кадры с заявлением? Или надеяться на чудесное прозрение начальника? Хотя, прозрение, навряд ли, случится. Особенно после моего концерта и фееричного хлопка дверью. Нет, эти снобы не простят. Абсолютную тишину пустого кабинета разрывает звонок рабочего телефона. А у меня сердце от страха биться перестает. Ну все, Гофман, час расплаты пробил...

— Да, — слетает безжизненно с онемевших губ.

— Ева, тебя шеф вызывает, — шепчет в трубку Нина.

Теперь мое сердце выдает под сто сорок ударов, крича о том, что лучше бежать отсюда без оглядки. Но я, привыкшая прислушиваться к разуму, приглушаю «вопли», рвущиеся из груди и, борясь с дрожью в пальцах, привожу себя в порядок. Губы подкрасим, прическу поправим. Помирать, так при полном параде.

В приемной Нина кивает, показывая жестами, что Кай уже ушел. Спасибо тебе, изменчивая госпожа— удача, хоть здесь ты меня не подвела. Вдыхаю полную грудь воздуха, и на выдохе открываю дверь и захожу внутрь.

Шеф стоит спиной ко входу. Смотрит в окно, приподняв одной рукой жалюзи, другая рука в кармане брюк.

— Готовьте служебку на начальника Специализированного отдела. Завтра в девять утра вам будет выделено десять бойцов, — говорит он, даже не обернувшись ко мне. А у меня словно камень с плеч, и жить так сразу захотелось.

— Мне нужны двое понятых.

Но эта реплика, словно красная тряпка на быка. Повернувшись ко мне, шеф смотрит меня так, словно я и правда — самое большое разочарование в его жизни.

— Это я вам должен предоставлять?! – ой, а теперь кричит на меня. Оказывается, вот какой у него голос мощный... аж в ушах заложило, и голова в плечи втянулась. Понимая, что переборщил, он замолкает, и, сделав глубокий вдох, произносит прежним, сдержанным тоном.

— Хотя бы этот вопрос вы можете сами решить?

— Могу, — киваю прежде, чем слово слетает с губ. Ох, как хочется поскорее покинуть его кабинет. Что— то душно здесь, дышать нечем и в глазах темнеет.

— Возвращайтесь на свое рабочее место, — усаживается он за стол, и снова взгляд в ежедневник.

Но когда я оказываюсь в дверях, он снова окликает меня.

— И, Ева Сергеевна, я надеюсь, вам не нужно объяснять, что ваше поведение было крайне непрофессиональным. Дверьми хлопать вы можете у себя дома, перед своим любовником.

Мои щеки начинают пылать.

— Нет у меня любовника. Я могу идти? – слова вылетают раньше, чем включается мозг.