Забирая Еву

— Так вот, из-за этой покупки он влез в долги, — продолжает говорить тихим голосом. Прячет взгляд, устремляя его на сложенные на столе руки.

— Мы потратили на его лечение все, что было. И для того чтобы суметь вылезти из долговой ямы, нам необходимо продать этот дом.

— Я все понимаю, но ко мне какие вопросы? Я не была в этом доме очень давно, и не имею к нему никакого отношения, — начинаю терять терпение. Я понимаю, конечно, что эта женщина в глубоком горе, но ее слова похожи на бред сумасшедшего.

— А у нас другие сведения, — встревает Колесо, недобро ухмыляясь. — По документам из регистрационной службы, дом оформлен на вас, — поднимает на меня ехидный взгляд, тыча указательным пальцем в лежащий перед ним листок бумаги.

— Бред какой-то. Я ничего такого не подписывала. И на сделке не присутствовала, — перевожу растерянный взгляд с Кирилла на Ирину Олеговну.

— По всей видимости, сделка происходила без вашего участия, — ничуть не тушуется женщина. — Я знаю своего сына, он мог так сделать. Если вы не захотите продавать дом, я смогу понять. Просто по-человечески прошу вас выплатить хотя бы сумму долга.

— Конечно, я согласна, — не даю ей договорить. Она поднимает удивленный взгляд. — Продавайте его. Я подпишу все, что необходимо. Я на этот дом абсолютно не претендую.

— Извините, я могу идти?

— Да, спасибо вам, — кивает женщина.

***

При моем появлении в приемной, Жорик вскакивает с места, кидается навстречу. Нина, сидя в кресле для посетителей, вопросительно вскидывает бровь. Киваю в знак того, что все в порядке, и выхожу в коридор. Ребята следуют за мной в кабинет.

Усевшись за свое рабочее место, рассказываю им суть разговора.

— Странно, почему Кай не помог его матери? Уверена, у него хватило бы денег на покрытие долга, — произносит Нина, задумчиво потирая виски.

— Кай не помог бы, — вступает в дискуссию Жорик.

— Он, наверное, не знает всей ситуации. Исходя из специфики работы банков, кинулись они не сразу. Скорее всего, только сейчас, когда жесткие просрочки по платежам пошли. А Кай, по всей видимости, не общается с семьей Егора, — говорит он и как-то странно косится на Нину. Подруга в ответ одаривает Жорика хмурым взглядом.

— Ева, мы не говорили тебе, но Кай спустя неделю после похорон в Москву перевелся. Он там уже практически два месяца.

С губ слетает нервный смешок.

Называйте меня непроходимой идиоткой, дурой. Но только в этот момент до меня наконец-таки дошло, что этот мужчина никогда не вернется. Что на полном серьезе он отказался от меня. Вычеркнул из своей жизни, словно что-то проходящее, мимолетное, ненужное.

И такое отчаяние навалилось на меня. Что делать дальше? Как жить? Для чего?

Никогда не была кисейной барышней, не люблю утопать в жалости к себе. И, наверное, в тот момент только это не дало мне слететь с катушек. А еще дикая злость на него. За себя, за нас. За то, что, ни секунды не колеблясь, взял и задушил все на корню. Как всегда, не интересуясь, не считаясь не с чьим мнением.

***

Колесников после той встречи с матерью Егора снова принялся за травлю. Но на этот раз я была не готова сопротивляться его нападкам. После очередной планерки, где на мою голову вылили тонну дерьма, я села за стол и написала заявление об уходе. Но у Колесникова в планах не было отпускать меня. Он порвал два моих заявления. Следующие два я отнесла напрямую в управление. Но и тем не дали ходу. Каким-то образом он смог убедить начальника отдела кадров, что это все моя временная блажь. А после вызвал к себе в кабинет.

— Кирилл Александрович, я не пойму вас. Вы хотели, чтобы я уволилась, я это сделала.

Он не сводил с меня насмешливого взгляда.

— Мне не нужно вашего увольнения, Ева Сергеевна, — произнес с ленивой улыбкой на губах.

— Что вам нужно?

— Вы просто никак не уясните в своей голове, что все поменялось, — его липкий до омерзения взгляд скользит по моей фигуре. — Сделайте мне шаг навстречу. Меньше всего я хочу сделать вам плохо…

Помню, вышла тогда из кабинета в полном смятении. А спустя полчаса друзьям, все-таки, удалось уговорить меня остаться.

Тогда я совершенно не так восприняла слова Кирилла. Решила, что его издевки - очередная дурь. Желание показать мне, что он – начальник, царь. Что из нас двоих корона на его голове, и я должна наконец-то преклониться перед ним.

Как же жестоко я ошибалась.

***

После того странного разговора Колесников стал подозрительно тих и добр ко мне. К работе не придирался, старался подсказывать в спорных моментах, помогать.