Забирая жизни

– Она, во всяком случае, – да. И у ангела Эллы это точно не трэш. Выведывала мнение Купера о композиторах прошлого. Может, собиралась использовать его авторитет, чтобы пропихнуть свою. А мать спит с дирижером – еще один рычаг. Вот только Дориан несерьезен, играет во всяких сомнительных заведениях. Какое неуважение к ангелу Элле и высокому искусству! Мотив совершенно абсурдный, и все-таки… Убийства совершают по самым шизоидным причинам, – заключила Ева.

– А пытки?

– Поговорим с Эллой, посмотрим, насколько она сама шизоидная. Проверь, что есть на Эдгара, тоже имя на «Э». Может, Дориан мешал его отношениям с Миной.

– Или он на самом деле положил глаз на сына, а не мамашу.

– Детектив включила мозги…

– Ты же в опере бывала, да? – Пибоди запрашивала через карманный компьютер данные на Чемберлина.

– Дважды. И завязала. В следующий раз пойду, когда в преисподней ледяной дворец построят!

– А мне бы, наверно, понравилось… Хоть посмотреть. Костюмы, музыка, страсти, и все разодеты в пух и прах!

– Ага, ни хрена не понятно, и под занавес все как один покойники. Мне этого добра и на работе хватает!

– Я бы, наверно, пошла в итальянскую оперу. На итальянском – это так романтично…

– Смерть романтична?

– Ромео и Джульетта…

– Двойное подростковое самоубийство. Красиво, ничего не скажешь!

Пибоди мрачно уставилась в компьютер.

– Это романтическая драма.

– Ну да, трубадур и трубадурша, серенады…

– Дурочка.

Ева повернула голову, сурово прищурилась.

– Повтори!

– В смысле, трубадурочка. Не трубадурша. Прошу прощения.

– Один хрен! – Ева пожала плечами.

– Эдгар Чемберлин, – поспешно прочитала Пибоди, – шестьдесят два года. Дважды разведен, имеет в Лондоне тридцатилетнюю дочь. Дирижирует оркестром вот уже одиннадцать лет, до этого руководил Лондонским симфоническим. Проживает… Ха! В двух кварталах к югу от Дориана! Несколько раз привлекался по мелочи. Порча чужого имущества – расколотил альт. Ущерб возмещен. Выбросил пикколо в окно и грозился отправить следом музыканта. Умышленное нанесение телесных повреждений, обвинение снято. Опять телесные повреждения, условный срок и программа коррекции агрессивного поведения.

– Агрессия, вспышки гнева… – Ева покачала головой. – Причем вспышки внезапные. На нашего убийцу не похоже. И все-таки поговорить надо. Отбери имена на «Э», несколько для начала, пробей по базе. Запроси карту с местами проживания, чтобы нам лишний раз туда-сюда не мотаться.

– Будет сделано. Мать уверена, что никто из знакомых на такое не способен.

– Мать его любит и думает, что остальные тоже. По крайней мере, кто-то один его точно не любил, знакомый он или нет. Надо проверять.

Угрюмое свинцовое небо принялось плеваться снежинками, что, как Ева прекрасно знала, приводит у половины водителей к тридцатипроцентному поглупению и утрате навыков вождения. А следовательно, дорожная ситуация средней паршивости грозит перейти в откровенную свалку. Она прибавила газу, пробиваясь на юг и твердо решив опередить всеобщее помешательство.

Едва переступив порог морга, Ева затолкала шапку в карман.

Шаги эхом отдавались в белом коридоре – после праздников здесь царило затишье, как в промерзшей тундре. Впрочем, ненадолго.

Ева поймала взгляд Пибоди, которая повернула голову к автомату с горячими напитками.

– Там одна бурда!

– Да, но мне в снег всегда хочется горячего шоколада. Хотя странная коричневая жидкость, которой писает эта бандура, конечно, мало его напоминает. Почему органы охраны правопорядка не закупят нормальные автоматы?

– Потому что мы все тогда будем дрыхнуть над горячим шоколадом, а не заниматься делом.

Ева распахнула дверь в царство Морриса.

Узнала оперу – не название, а жанр – по растущей истеричности голосов и трагическому звучанию инструментов.

Моррис склонился над Дорианом Купером. Чистый халат поверх сливяно-черного костюма. Волосы с привлекательного продолговатого лица убраны назад и заплетены в причудливую косичку с серебристым шнурком, руки вымазаны кровью. На груди Купера – яркий Y-образный разрез.

– «Жизель». – Моррис поднял глаза, как будто видел музыку. – Хотел сходить на следующей неделе.

– Любишь балет?

– Кое-что. – Он отошел, чтобы смыть кровь и изолирующую жидкость. – Я его знал.

– Знал покойного? – Ева тут же позабыла о поразительно разносторонних музыкальных интересах Морриса и полностью переключилась на новую информацию. – Купера? Ты знал Дориана Купера?

– Да. Блестящий музыкант, поистине блестящий! Не просто чертовски одаренный, но и на редкость приятный в общении. Жаль, что приходится иметь с ним дело в моей конторе.

– Вы дружили?

– Шапочно. Ходили в один и тот же блюзовый клуб, «После полуночи». Пропускали иногда по рюмочке, болтали о музыке.

Ева вспомнила саксофон. Моррис играл на громадном саксофоне.

– Грустно.

– И мне. Мы с Амариллис были у него в гостях за несколько недель до того, как ее убили. Забавно тасуются карты…