Заблокированные нейроны. Инновационная стратегия снижения веса, основанная на новейших достижениях в области биологии, психологии и неврологии

Одно из моих самых ранних воспоминаний о детстве – мне дали две маршмеллоу. Мне было, наверное, года четыре. Родители, оба «заслуженные хиппи», только-только развелись и оба боролись за то, чтобы выжить в Сан-Франциско: он зарабатывал на такси, она – в магазинчике на Рыбацкой пристани, торгуя импортными свитерами из альпаки и пледами (и то, и другое они открыли для себя, путешествуя на мотоциклах по Южной Америке). Оба помногу работали, чтобы обеспечить меня, особенно летом – тогда магазин не закрывался до девяти вечера. В те долгие жаркие месяцы меня часто оставляли жить у друзей семьи в Саншайн Меса, Колорадо. Я любила лошадей, пруды и крепость на вершине холма; мне нравилось, с каким вниманием ко мне относились друзья родителей – у них своих детей еще не было. Но больше всего я обожала маршмеллоу. До сих пор помню, как держала их, помню мучнистый запах и как солнечный свет плавил их в моей охотно раскрытой ладошке.

Вскоре я поняла, что их можно отыскать в кабинете. Когда взрослые уходили кормить животных, я подтаскивала стул к конторке, забиралась и втихую наслаждалась запретным лакомством. Это первое воспоминание о том, как я подчинилась влечению к еде, зная, что взрослые посмотрят на это сквозь пальцы – и это было началом длинной дороги, полной утаивания, припрятывания и воровства. Я в полной мере пользовалась всеми предоставленными возможностями: в день, когда мы выезжали в город по делам, я добровольно соглашалась отправиться за покупками и выносить нестерпимую жару, ведь я знала, что мы в конце концов окажемся в магазине сладостей. В один из таких дней мне погрозили пальцем и заявили: «Осторожнее, юная мисс! Вы превращаетесь в заядлую сладкоежку!» Я не могла точно понять смысл, но каким-то образом ощущала, что это правда.

Спустя несколько лет меня стали оставлять дома без надзора. Уже ребенком я умела готовить. В восемь лет могла самостоятельно приготовить ужин ко Дню благодарения – да так, что все блюда подавались на стол горячими и вовремя. Родственники по маминой линии были настоящими гурманами: бабушка Полли дружила с Джулией Чайлд[1]. Они с дядей Хефом, ужиная, любили за бокалом вина поговорить о «Гастрономической энциклопедии Ларусс» и о том, допустимо ли в самом крайнем случае использовать белый лук вместо лука-шалот. Я гордилась тем, что не питаюсь едой «из коробок», что готовлю все сама. Но начиная как фанатка готовки и любительница проводить свободное время на кухне с мамой, к девяти годам я стала есть песочное печенье, как одержимая. Я приходила домой из школы и распаковывала весь пакет, даже не притворяясь, что собираюсь готовить. Просто сидела перед телевизором с миской на коленях и ела, пока мне не становилось дурно, – а затем торопилась все прибрать, пока мама не вернулась домой.

Маму больше привлекала здоровая пища, нежели экстравагантная. Она увлекалась астрологией, йогой, личностным ростом, а вслед за ней и я попала под влияние Аделии Дэвис и Натана Притыкина. Когда мы впервые решили вместе сесть на диету Притыкина, мне было лет десять. Ни одна из нас не ставила цель сбросить вес – для меня это и вовсе был период, когда я выглядела максимально здоровой. Помню, что чувствовала волнение от важности момента, – но продолжалось это недолго.

Примерно в то время я пережила первую серьезную депрессию. Я снова проводила лето в Саншайн Меса, но в этот раз не получала удовольствия. Мне не хотелось собирать вишню, ловить кузнечиков банкой или делать что-то еще, что раньше приносило столько веселья. Все, чего мне хотелось, – спать. Всем казалось, что я скучаю по дому, но долгие мучительные телефонные разговоры с мамой не помогали, так что мы все вздохнули с облегчением, когда лето кончилось и я вернулась в Сан-Франциско.

Самая распространенная зависимость в современном обществе – пищевая. Она прилипает к нам в раннем детстве и от нее почти невозможно избавиться.

В 12 лет я решила отказаться от сладостей. Помню свое возбуждение по этому поводу и осторожные раздумья на тему того, что именно считать сладостями. Могу ли я есть мед? А кленовый сироп? Йогурт с кусочками фруктов? В конце концов я все четко разграничила, решив, что если пища сладкая на вкус, то я не стану ее есть. Оглядываясь назад, я осознаю, что это и была первая Разумная Граница. Более двух месяцев все было ясным и четким; помню главное – я чувствовала себя великолепной. Действительно способной что-то изменить. И вот однажды меня привлекла мерцающая обертка какой-то сладости. Я подумала, что и без того была достаточно строга к себе в течение долгого времени. И съела ту конфету. Вот так и закончился мой эксперимент «без сладостей».