– На вас поступила жалоба. Вы врываетесь в частное жилище и задаете вопросы, касающиеся следственной процедуры! Вы понимаете, что это уголовная ответственность?
– Куда это я врывалась? – искренне удивилась я.
– Вот гражданка Комарова Ольга Петровна сообщает, что вы своими расспросами довели до сердечного приступа ее супруга, Комарова Вячеслава Васильевича, тысяча девятьсот пятидесятого года рождения. Кто дал вам право подменять собой следственные органы?!
Комарова?! Ольга Комарова жалуется на меня капитану?! Ничего не понимаю!
– Послушайте, – начала я, надеясь как-то оправдаться. Ольга Комарова. Это же надо! Вот уж от кого не ожидала!
– Нет, это вы меня послушайте, гражданка Охотникова! – вскипел Алехин. Скажите, какие страсти таятся под этой ледяной оболочкой! Кстати, я так и не выяснила, женат капитан или холост…
– Я наводил о вас справки. Многие люди, которых я искренне уважаю и к чьему мнению прислушиваюсь, отзывались о вас очень хорошо. Послушать их – так вы профессионал экстра-класса, серьезный человек, никаких скидок… гм, на ваш пол. И что я вижу? Вы ведете себя как дилетант! Я делаю вам последнее предупреждение. Если вы не прекратите вмешиваться в расследование убийства Гонзалеса, я устрою вам неприятности. И не посмотрю на ваших влиятельных знакомых. Закон для всех один.
О, точно рыцарь! Как это он ухитрился сохранить такие идеалистические представления о законе и все-таки дослужиться до капитана? Ума не приложу…
– Никого я до сердечного приступа не доводила, – мрачно сказала я. – Мы с Вячеславом Васильевичем побеседовали на тему «История отечественной биохимии», вот и все. В ходе разговора никакой секретной информации озвучено не было. После этого я подвезла Комарова, которому было нужно на работу, до «Вируса». Кстати, Комаров очень мило со мной попрощался и, когда входил в двери института, никаких признаков сердечной недостаточности не обнаруживал…
– А о чем конкретно вы пытались расспросить Комарова? – поинтересовался Алехин, все еще недоверчиво глядя на меня.
– Вам как – по пунктам? Сначала я попыталась выяснить, не произошла ли утечка биоматериала из института. Потом поинтересовалась делами давно прошедших дней – ведь Комаров в семидесятые годы участвовал в разработке бактериологического оружия. Кстати, разговаривать на эту тему он не пожелал – наверное, не хочет вспоминать, человек он исключительно мирный… Потом Вячеслав Васильевич рассказал мне, что советская военная программа по биохимии была блефом, на самом деле еще к концу пятидесятых стало понятно, что использовать микроорганизмы в качестве оружия неразумно – последствия просчитать невозможно. Сами понимаете, что партийное руководство это бы не остановило. Главная причина была в том, что производство такого оружия нерентабельно, а использование против вражеских армий малоэффективно… На самом деле меня интересовал всего один вопрос, а остальные были только, так сказать, дымовой завесой для него.
Алехин аж подался вперед – до того ему было интересно, что я имею в виду. Я еще немного потомила его, поняла, что гордый капитан вопроса «Какой именно вопрос?» умрет, но не задаст. И хотя беседа с Алехиным доставляла мне большое удовольствие (особенно приятно было его дразнить), все-таки мне нужно было поскорее завершить разговор. Часики тикают, а дома меня ждет Дохлый. В общем, пора заканчивать.
– Я спросила Комарова, можно ли устроить в Тарасове подпольную лабораторию по производству биологического оружия. Не такую, конечно, как в советские времена, когда все делалось с размахом, а в камерном, так сказать, варианте…
Алехин разочарованно откинулся на спинку стула. На лице его явственно читалось: «А я-то думал, что ты умная! А оказалось, опять какие-то женские фантазии…» В общем, не оправдала ты, Охотникова, надежд капитана.
– Ну, и что он вам ответил? – снисходительно поинтересовался Алехин. Он передвинул на столе блокнот и телефон, взял какие-то ключи, повертел их и положил обратно. Вся эта пантомима означала только одно – капитан стремительно терял интерес к разговору.
– Ответил, что скрыть такое производство невозможно.
– Ну, вот видите! – назидательно проговорил Алехин.
– Вы мне не верите? – усмехнулась я. – Тогда объясните, где Гонзалес взял контейнер с вирусом?
– Предположительно привез из-за границы, – отчеканил капитан.
– Ну и предполагайте, что хотите. А я точно знаю, что в вещах Константина контейнера не было. И с собой он его не привозил. И за все время пребывания в Тарасове Кузен… извините, то есть Константин Рамон Гонзалес не имел возможности получить его, за исключением одного момента.
– Какого? – на этот раз капитан гордым не был.
– А того самого вечера, когда его застрелили. Я полагаю, он получил контейнер за минуту до гибели и только и успел, что положить его в портфель. Я считаю, Гонзалес приехал в Тарасов именно потому, что лаборатория по производству всей этой дряни находится здесь.
Все, я раскрыла карты. Теперь все зависит от того, поверит мне капитан или отнесется к моим словам как к дамским фантазиям.