Заблудившиеся

Вот и сейчас, уже подъезжая к Шадрино, Сайкин испытывал легкие позывы ко сну. Автобус трясло на грунтовке, а за окном все также белело выжженное солнцем жнивье, и плоское поле отпечатывало у горизонта свой край. Автобус с грунтовки снова выехал на асфальт. Пассажиры засобирались, переговариваясь, задвигали узлами и корзинами, ребятня на задних сиденьях заголосила с новой силой. Проехав сельской улицей и сделав крутой разворот на площадке у длинного одноэтажного здания из силикатного кирпича, водитель тормознул, открыл двери и, выключив приемник, выскочил наружу.

Сайкин вышел из автобуса одним из последних, тяжело передвигая затекшие непослушные ноги. Он стоял и смотрел, как быстро рассеиваются в разные стороны его спутники, озираясь, постарался издали прочитать объявление на дверях силикатного здания, и перевешивал с плеча на плечо сумку. Стоя на асфальтовой площадке возле разгоряченного автобуса, он, наконец, почувствовал, какой выдался жаркий день, настоящее пекло. Мгновенно взмокла под пиджаком рубашка, покрылся испариной лоб.

Порывшись в карманах, он не нашел носового платка и вытер лоб ладонью. Уже было сняв пиджак, он решил, что в дом покойного приличнее войти так, как есть.

Сайкин задрал голову и посмотрел в чистое, без облачка небо. Рубашка на спине быстро стала влажной, не чувствуя даже легкого дуновения, он вышел на деревянный мост с обломанными перилами и увидел, что речки под мостом нет, видно, высохла, а по белым камням струится мутный ручей. В этот ручей он с усилием сплюнул прилипший к губе окурок.

Сойдя с моста, он вышел на широкую улицу, где белый песок заменял асфальт, а дома по обе стороны прятались за сплошными некрашеными заборами. Ни лавочек, ни палисадников. Все эти дома с виду были совершенно одинаковы: из силикатного кирпича и торцевыми сторонами выходили на дорогу. Дом, где еще недавно жил Геннадий Леонидович, он определил сразу. У забора стояли две легковушки и автобус-катафалк легкомысленного желтенького цвета.

Чувствуя непривычную слабость в ногах, Сайкин шагал улицей к дому и видел, как навстречу ему ветер, неизвестно когда возникший, поднимает жидкую волнистую стену песка вперемешку с пылью. Дыхнуло в лицо горячим воздухом, и ветер погнал песок дальше. А на улице по-прежнему не видно ни души.

Подойдя к калитке в глухом заборе, он дернул металлическое, отшлифованное до блеска кольцо на себя, шагнул на двор и тут же увидел Ларису. Она стояла, опустив руки, и в упор смотрела на Сайкина, будто сию минуту ждала его появления. Не встречавшийся с Ларисой недели две Сайкин сразу заметил, как изменилась она за это короткое время. Похудела, на лице, потемневшем от загара, новое, прежде незнакомое, выражение озабоченности и тревоги.

Уже не чувствуя ни жары, ни похмельного недомогания, Сайкин сделал несколько шагов ей навстречу, обнял и молча поцеловал сперва в щеку, потом в губы. Он подумал, что не опоздал к сроку, а прибыл в назначенное время, словно жил в соседней деревне. Прибыл, несмотря на все задержки с самолетом и дорожную канитель, и Лариса, конечно же, удивится его обязательности и точности.

Но Лариса отнеслась к его приезду как к простому и естественному событию, не задавала вопросов, только в глазах ее Сайкин увидел благодарность. Он думал, на похороны наверняка соберется полдеревни и здесь не обойдется без перешептываний, вопросов о родстве с покойным, праздного интереса к его персоне, неприятного в этой ситуации. Но оказалось, до него здесь никому нет дела.

Между кирпичным домом, таким же, как и все те деревенские дома, которые он видел только что на улице, и дощатым некрашеным сараем, служившим летней кухней, натянули брезентовый тент, отбрасывающий густую тень. Под этим тентом, закрывавшим от солнца почти полдвора, расставили длинные самодельные столы, лавки. От столов к летней кухне и обратно ходили женщины в темных платках. Два мужика курили около крыльца на самом солнцепеке, будто не замечая палящего солнца. Женщины, глядя на Сайкина без интереса, здоровались и семенили дальше по своим нуждам.

— Я объяснила, что ты мой муж, — сказала Лариса, словно предугадывая его вопрос. — Ну, понимаешь почему, все-таки деревня. Так что придется временно побыть моим мужем, — она улыбнулась такой жалкой улыбкой, что у Сайкина заболело сердце.

Стоя в полушаге от Ларисы, он заметил новые, только что определившиеся морщинки у ее глаз. Сняв сумку с плеча и с облегчением поставив ее на лавку, он попросил воды. Лариса провела его в летнюю кухню и показала на полное эмалированное ведро на табуретке. Первую кружку Сайкин выпил в два глотка, вторую пил медленно, чувствуя, какая вода холодная, видно, только что принесли из колодца. Он поставил кружку на место и перевел дух.

Летняя кухня гудела, заполненная роем мух. Отмахиваясь от них, женщины строгали винегрет и потрошили кур за столом у окна.