Она уже несколько лет хотела эту оранжерейку. Точнее – с тех пор, как прочла в «Харперс базаре» про оранжерею некоей миссис Уильям О. Маккензи. Фотографии были красивые. Люди стали бы говорить о миссис Причард, что у нее прелестная оранжерейка. Это вещь дорогая, ценность. Это лучше колец и мехов. Люди, с которыми она даже не знакома, прослышали бы про ее оранжерейку. Втихомолку она многое разузнала об устройстве таких теплиц. Она изучала чертежи. Она знала стоимость отопительных систем и увлажнителей. Она знала, где покупают рассаду и какие на нее цены. Она изучала книги по цветоводству. И все это – в глубокой тайне, ибо она знала, что, когда придет срок сооружать теплицу, она устроит так, чтобы мистеру Причарду захотелось выяснить все самому и ей объяснить. Это – единственный путь. И ее это даже не возмущало. Просто такова жизнь, и таким путем она сделала свой брак счастливым. Она будет восхищаться его познаниями и спрашивать его совета по всякому поводу.
Но ее тревожило, что она сгоряча проболталась. Эта оплошность может отбросить ее назад на полгода и больше. Она намеревалась подвести его к тому, чтобы он предложил оранжерею сам, и дозированным сопротивлением заставить его преодолеть ее неохоту. А теперь, в ссоре, она выдала свою цель, и у него возникнет стойкое предубеждение. Если в дальнейшем не проявить величайшей осмотрительности, он вообще может упереться на своем.
Сзади до нее долетал тихий разговор Нормы с Камиллой. Им и в голову не приходило, что она подслушивает: глаза у нее были закрыты, и выглядела она такой маленькой, такой больной. Норма говорила:
– А еще я хочу, чтобы вы меня научили, как вы обращаетесь… ну, с парнями.
– Что значит – как? – спросила блондинка со смешком.
– Ну, с Прыщом, например. Я же видела, как он себя вел… старался – но на выстрел не мог подъехать, а вы вроде ничего и не делали. Или с этим другим, например, с торговцем. Он ведь довольно шустрый, а вы его отшили, как маленького. Хотела бы я знать, как это у вас получается.
Камилла была польщена. Хоть и боялась она надеть себе такой хомут на шею, а все же приятно, когда тобой восхищаются. Тут-то и было самое время объяснить Норме, что никакая она не сестра, объяснить про гигантский винный бокал и про банкетики, – но она не могла. Короче, ей не хотелось разочаровывать Норму. Ей хотелось восхищения.
– Мне что нравится – что вы не вредничаете, не огрызаетесь, а они к вам близко подойти не смеют, – продолжала Норма.
– Знаешь, не замечала, – ответила Камилла. – Инстинкт, наверно, какой-то. – Она усмехнулась. – У меня подруга есть – вот она умеет с ними управляться. Ей на все плевать, а с мужчинами она, пожалуй, даже вредная. И вот, Лорейн – так ее зовут – была… ну, можно сказать, помолвлена с одним, – у него было хорошее место, словом, человек подходящий. Лорейн хотела шубу. У нее, конечно, был короткий жакет из волка и пара белых песцов – потому что Лорейн пользуется большим успехом. Она хорошенькая и маленькая, а когда она с женщинами – смешит беспрерывно. И вот Лорейн хотела норковую шубу, не короткую, а настоящую, полную, они стоят три-четыре тысячи.
Норма свистнула сквозь зубы.
– Ничего себе! – сказала она.
– В один прекрасный день Лорейн говорит: «Кажется, теперь у меня будет шуба». Говорю: «Ты шутишь».
«Думаешь, шучу? Эдди подарит».
«Когда он тебе сказал?» – спрашиваю.
Лорейн только засмеялась. «Он мне не сказал. Он еще сам не знает».
«Так, – говорю. – Ты, случайно, не того?»
«Давай спорить?» – Лорейн хлебом не корми, дай поспорить.
А я спорить не люблю, я говорю: «Как же ты собираешься подъехать?»
«Если я скажу, не разболтаешь? Это просто. Я знаю Эдди. Сегодня вечером начну его подковыривать и буду подковыривать, покуда он не взбесится. Не отвяжусь, пока он меня не стукнет. Может, даже подставлюсь – когда Эдди под мухой, он плохо попадает. Вот, а потом дам ему повариться в собственном соку. Я знаю Эдди. Он будет жалеть и переживать. Ну что, поспорим? – говорит. – Я даже срок поставлю. Спорим, что к завтрашнему вечеру у меня будет шуба».
Я вообще никогда не спорю – и говорю ей: «На двадцать пять центов – что не будет».
У Нормы был открыт рот от волнения, а у миссис Причард в щелках между сомкнутыми ресницами мерцал отраженный свет.
– Ну, а шубу-то? – не вытерпела Норма.
– В воскресенье утром я к ней пришла. У Лорейн – фонарь, красивый синий фонарь, залеплен пластырем, и нос разбит.
– Ну, а шубу она получила?
– Получила, будь спокойна. – Камилла хмурилась с озадаченным видом. – Получила, и шуба была прелесть. Потом она все с себя сняла – мы были вдвоем. Она вывернула шубу и надела прямо на голое тело, мехом к телу. И стала кататься, кататься по полу, а сама смеется, хохочет, как ненормальная.
Норма медленно перевела дух.
– Ой, – сказала Норма, – почему это она?
– Не знаю. Она была, что ли… ну, что ли, не в себе – как будто рехнулась.