Именно с этого столкновения началось явное отчуждение их друг от друга. И с каждым разом напряженность между ними нарастала. Ильин даже начал избегать прямых обращений к Анне, но тем больше подтекста вкладывал в свои слова, когда она могла слышать его.
Вначале, когда они испытывали взаимное дружеское расположение, а потом и неодолимое влечение, споры их не носили характера непримиримости. Виктор бессознательно шел на разрушение иллюзий Анны, чтобы, во-первых, убедить ее в том, что Истина, ее постижение возможно только через посредство ее единственного обладателя — самого Ильина, а во-вторых, чтобы заземлить ее представление о грядущем — иначе сближение оказывалось просто невозможным, пока люди будущего виделись ей бесплотными херувимами. Все это теперь стало ясно Ильину после долгих часов придирчивого анализа того, что было между ними.
Виктор вновь и вновь возвращался к давним разговорам, и сейчас ему казалось: он слишком козырял «негативом», слишком нажимал на отрицательные черты своего времени. Открытие это было сродни чувству оскорбленного патриотизма.
В самом деле, он, гражданин века, далеко ушедшего в просвещении и прогрессе, хотел казаться каким-то сорви-головой, чуть ли не феодального пошиба…
Теперь, стоило Ториру отлучиться, он возвращался к одной и той же теме, адресуясь как будто бы к Овцыну, но краем глаза следя за реакцией Анны:
— Наше время было не так уж плохо… Я бы даже больше сказал: всем дурным, что в нем было, оно обязано прошлым векам, в том числе вашим, восемнадцатому и девятнадцатому.
— Помнится, ты говорил, что в вашем столетии были правители, которые пролили больше крови, чем все цари, короли и фараоны вместе взятые, — Овцын явно не понял, куда клонит Виктор.
— Когда я уходил в воронку времени, их уже не было…
— А как же тот деятель, что от шеи до колен орденами обвешивался? язвительно спросила Анна. — Ты, помнится, весьма обстоятельно рассказывал, как он избавился от всех порядочных людей и окружил себя лизоблюдами. Ничем не хуже какого-нибудь средневекового азиатского хана…
— Его тоже не было. Я исчез из своего века, когда в людях пробудилась надежда на лучшее… И вообще, у нас всерьез обсуждалась идея полета на Венеру…
Сделав этот неожиданный вольт, он умолк, вдруг разом осознав, что происходит. Его отчаянная борьба за светлый лик эпохи и неожиданный скепсис по отношению к ней со стороны Анны означали одно: Ильин хочет снова вознестись в сонм праведников, населяющих светлое будущее, а княжна изо всех сил не допускает его туда, старается утвердиться на том земном, греховном образе, который сам Виктор создавал у нее, подсознательно стремясь к сближению.
Теперь-то он понял свою ошибку! Нельзя разрушать у женщины представление о твоем превосходстве над всеми, иначе рано или поздно придется расплачиваться за собственную равновеликость любому другому мужчине. Тебе самой судьбой дано было быть полубогом, а ты не вынес этого, кротом быть легче, чем орлом… На тебя работало время, в которое ты жил, а даже теперь обаяние его для Анны столь огромно, что она старается действовать твоим оружием — снижая феерический образ, — иначе отсвет его вновь ляжет на тебя и ты уподобишься небожителю…
С этого дня он стал сознательно возвеличивать свою эпоху, она и в самом деле была единственным его козырем в борьбе за Анну.
II
Пергамент, на котором была нанесена карта чудесных явлений, изрядно потерся на сгибах — Ильин все не мог приноровиться скручивать его в трубку и по старой привычке читателя газет сворачивал его втрое и вчетверо. Зато и топорщилась телячья кожа не в пример бумаге.
Придерживая ладонями края карты, Виктор с безнадежностью смотрел на рыбьи хвосты, густо расположившиеся по берегам Днепра. Сколько уже этих русалок оказались на поверку или корягами с налипшими на них космами водорослей, или топляками, застрявшими на отмелях. Бывали, конечно, и приятные исключения — когда приходилось подстеречь ночных купальщиц. Впрочем, будучи людьми цивилизованными, Овцын и Ильин не гонялись по лугу за голыми девками, предоставляя эту почетную миссию своим проводникам из ближайшей деревни.
Минувшей ночью ловцов нечистой силы подстерегало еще одно разочарование, после которого Ильин решил вообще не реагировать на слухи о русалках. Ибо пережитый охотничий азарт настолько опустошил его душу, что ему казалась непереносимой сама мысль о повторении подобного приключения…
Первым русалку увидел Овцын. Едва из тучи показался ущербный диск луны и росный луг полыхнул голубоватым сиянием, Василий ткнул Виктора под бок и указал на темную полосу, протянувшуюся от Днепра. Что-то блеснуло в том месте, где кончался след.
— Ползет, — шепнул Овцын. — Хвост видишь?
Ильин судорожно сглотнул обильную слюну. Он готов был поклясться, что в десятке метров от него движется нечто с огромным, истинно русалочьим хвостом.
— Берем? — одними губами спросил Василий.
Виктор кивнул и, выскочив из-за куста, метнул свернутую в рулон сеть туда, где играли лунные блики.