Заблудившийся всадник

Виктор рассказал, каким образом вывел формулу пятидесятисемилетнего цикла, о тех выводах, которые сделал на ее основании, как принялся искать мигрантов… Что же касается странного поведения Каспия, тут, заверил он, никакой мистики нет — за девять веков его уровень значительно поднялся. Именно этим некоторые историки объясняли в его, Ильина, время упадок, а затем и полное исчезновение хазарских городов, находившихся в прибрежной зоне. Свои выкладки он заключил на оптимистической ноте:

— Так что вам, почтеннейший Варфоломей Михайлович, очень повезло с этим подъемом вод — иначе вы оказались бы на глубине нескольких метров и, чего доброго, захлебнуться могли.

— Может быть, так проще было бы, — нахмурясь, сказал Воздвиженский. — За те годы, что я в ярме ходил, сотни раз смерть призывал…

Ильин не перебивал. Старику, видно, нелегко было возвращаться к тяжелым воспоминаниям — он долго вздыхал, откашливался. Наконец снова заговорил:

— Я пошел вдоль берега в ту сторону, откуда приплыл на бударке. Местность там пустынная, единственная примета — полуразрушенная башня из сырцового кирпича неподалеку от того кратера, в который судьбе было угодно меня ввергнуть. И вот, несмотря на эту открытость — верст на десять видно в любую сторону — я не примечаю знакомого калмыцкого хотона, из которого отправлялся. Прошел час, другой — ничего нет, безлюдье. Наконец заметил какие-то не то кибитки, не то юрты, раньше их тоже тут не было. Подхожу детишки чумазые копошатся, бабы-азиатки. Не успел нескольких шагов по этому хотону сделать — я-то за калмыцкое селение эти кибитки посчитал, — что-то меня по шее ожгло, и я наземь полетел. Вскинул руки — а это, оказывается, волосяной аркан у меня на горле захлестнули. Подбегают ко мне какие-то грязные оборванцы, я им: вы что, шельмы, по закону ответите, я полицеймейстеру пожалуюсь. Вижу: не понимают. Потащили меня в какое-то грязное стойло. А на следующий день в город повезли и на базаре какому-то жирному негодяю продали. Я чуть с ума не сошел — ничего понять не мог, что происходит. Только когда в доме того борова — хазарина, как потом выяснилось, — нескольких русичей-рабов увидел, кое-как уразумел, куда и главное — когда попал…

Воздвиженский замолчал и внимательно посмотрел на Ильина.

— Знаете что, Виктор Михайлович, вы ведь спать хотите. Заметил я, как вы глаза кулаком терли. Признавайтесь.

— То, что вы говорите, настолько интересно…

— Не увиливайте! Сейчас же доедайте рыбу… Погодите, я вам вина налью, у меня есть кувшинчик заветный.

— Только вместе с вами, Варфоломей Михайлович.

— Ну что ж, по такому случаю, извольте…

Они чокнулись глиняными кружками. Ильин с наслаждением пил густой терпко-сладкий напиток.

— Ого, что за сорт?

— Для причастия держу, — подмигнул схимник. — Вот и вы причастились… А теперь спать.

Вино и впрямь оказало магическое действие на Ильина. Почти двое суток он постоянно ощущал внутри себя угрожающее гудение натянутой струны, грозившей вот-вот порваться… Теперь это дрожание исчезло, на душе было тепло и пусто. Виктор освобожденно вытянулся на соломе и провалился в небытие.

III

— Вольно было нам витийствовать: «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые…», — с горькой усмешкой говорил Воздвиженский. — Когда сам попадаешь в мясорубку истории, совсем иначе начинаешь думать.

— Я вот из спокойной, даже однообразной эпохи сюда угодил, — отозвался Ильин. — Вся жизнь, с раннего детства до зрелости, прошла в условиях стабильности, недвижимости… Сколько раз говорил себе: ну когда же что-нибудь произойдет? Я прямо-таки жаждал перемен, и тогда эти строки Тютчева готов был на знамени своем написать. А теперь как о потерянном рае вспоминаю…

Они сидели на берегу Днепра возле ладьи и сортировали улов: в одну сторону откладывали осетров и стерлядей, в другую — щук, лещей, жерехов. Из красной рыбы монахи обычно приготовляли тельное и пироги, остальная рыба шла на уху.

Ильин сам вызвался идти со схимником, когда тот чуть свет направился к выходу из пещеры. Подняв голову со своего соломенного ложа, Виктор сказал:

— А я уже выспался. Доброе утро.

— Доброе утро. Хочу немного рыбки поймать, пока братия спит. Не возражаете, если вашей ладьей воспользуюсь?

— Ради бога. Но где же снасти? Я бы тоже с удовольствием порыбачил.

— Тогда идемте.

Спустившись к кромке воды, Воздвиженский внимательно осмотрел окрестности. Все еще спало. Лишь редкие птахи пробовали голоса, готовясь к утреннему концерту.

Убедившись, что никого нет вокруг, схимник вскинул ладонь. В ту же секунду Днепр словно хлыстом стегнуло — узкая полоса вскипевшей пены протянулась на добрую сотню метров от берега и тут же исчезла. А вскоре на поверхности стали появляться слабо трепещущие рыбины.

— Недурно, — одобрил Ильин. — А я как-то и не догадался, что можно таким способом кормиться.

— В молодые годы и охотился, — сказал Воздвиженский. — Особенно по гусям любил…

— Послушайте, Варфоломей Михайлович, а когда вы обнаружили у себя сверхъестественные способности?